Как меня лечили от бешенства
Рассказанная ниже история не имеет никакого отношения к «восторженной ахинее», как называл Чехов всякого рода юбилеи, к коим не преминул бы отнести и собственное 150?летие. Но коль скоро чеховский юбилей растянулся на весь нынешний год, включая и взбесившееся от жары лето, аналогии все?таки напрашиваются. Отправиться летом на природу для любого горожанина в норме вещей. Не пострадать при этом – удивительная смесь везения, здравого смысла и изобретательности. Допустим, встретить кого?то страшнее ежа, белки или обычной полевой мыши на просторах Подмосковья достаточно трудно. Однако контакта и с этими животными достаточно, чтобы помимо аптеки навестить травмпункт вместе с Мосгорветстанцией.
Кот несется за чем?то пушистым, серым и отчаянно пищащим. Взмах лапой – и писк затихает. Полевая мышь спряталась между комьями глины. Караулить или вытаскивать такую игрушку из ее убежища неинтересно, тем более что она и так еле жива. Лучше предоставить дело псу – тот наверняка выроет ее из?под земли и придушит. Если нет, то уже бежит сердобольная хозяйка, готовая голыми руками оттащить грызуна за хвост от рвущейся к нему собаки. То, что через секунду мышь извернется и вопьется в ее руку, не столь важно. Как выяснится после, укусы в голову, лицо, шею и, конечно же, кисть руки наиболее опасны для человека: выше риск заразиться бешенством. Но теперь кот грациозно удаляется с поля боя. Собака разочарованно виляет хвостом. Меня увозят в травмпункт при больнице в городе Истре.
«Нет болезни мучительнее и ужаснее, как водобоязнь. Когда мне впервые довелось увидеть бешеного человека, я дней пять потом ходил, как шальной, и возненавидел тогда всех в мире собачников и собак». Так писал о бешенстве уездный врач Чикинской больницы Антон Павлович Чехов в 1886?м, через год после того, как Луи Пастер открыл спасительную вакцину. Даже тогда он считал, что эта «скоропостижная», «экспромтная» болезнь неизлечима. Больным «моментально овладевает ужасная мысль, что он погиб безвозвратно, что нет спасения…» Желание пустить себе пулю в лоб, чтобы разом прекратить все мучения, борется с нечеловеческой завистью ко всему живому, здоровому и глубоко равнодушному к чужим страданиям. «В медицине, насколько мне известно, нет даже намека на возможность излечения», – вердикт Чехова. Слава богу, рассказ «Волк» мне довелось прочесть уже после того, как вся эта история закончилась.
Собственно говоря, сам факт, что я оказалась в той самой больнице, в которую столько раз входил, снимая широкополую шляпу, молодой Чехов в черной крылатке, меня не удивил. Нисколько. Возможно, причиной тому сверхчеловеческая сила воли, явленная мною в битве за мышь, или банальная непереносимость уколов в руку. Когда теряешь сознание, очень трудно разобраться в подобных тонкостях. Тут же медсестра сажает меня на стул, с силой пригибает мою голову к полу и кричит: «Сопротивляйся!». Первое и совершенно естественное, на мой взгляд, желание – возмутиться и в самых что ни есть вежливых выражениях высказать медику все, что я думаю, по поводу ее настойчивых попыток сломать мне шею. Но руки медсестры сильнее. Приходится выпрямиться. «Успокойся, сейчас мы найдем тебе одиночку – там оклемаешься». Способность более или менее быстро соображать возвращается, когда меня проводят мимо палаты №?6, к сожалению, несвободной. Занять ее в больнице, связанной с именем Антона Павловича, – честь, которую осознаешь даже в полуобморочном состоянии. Следующие два часа пришлось провести в соседней, седьмой палате. Каждые тридцать минут навещает сестра с улыбкой, парой слов ободрения и очередным шприцом. Из развлечений – изучение потолка и крики больных в коридоре. Одного привезли с перебитыми ногами, другого – с закрытым переломом, третий молча лежит весь в йоде с перебинтованной головой. Желание поныть после еще одного укола почему?то отпадает само собой. По окончании процедуры я ковыляю, поддерживаемая бабушкой, до кабинета врача, где сообщают о том, что мне полагается еще пять порций уколов. Последнюю введут через 90 дней, то есть где?то ближе к сентябрю. Домой возвращаюсь в настроении, честно сказать, более чем отвратительном.
Впрочем, к утру выяснилось, что необходимости в уколах не будет, если укусившая меня мышь окажется здоровой. В тот же день мы повезли трупик животного, который положили в банку и держали в холодильнике еще со вчерашнего дня, в Московскую городскую ветеринарную лабораторию. Труднее всего оказалось составить заявление на сдачу животного патологоанатомам из?за «покуса человека». Надо было указать формат: найденный это грызун, пойманный или безнадзорный. В качестве одного из вариантов мной и на этот раз дедушкой рассматривался «пойманный труп». Девушка-ветеринар, принявшая у нас составленный в муках документ, сказала, что результаты будут известны только на следующий день, а теперь нужно выйти, завернуть направо, подойти к ближайшему подъезду соседнего здания и нажать кнопочку «на бешенство». Главное – не перепутать ее с другой кнопочкой, что мы как раз и сделали, нажав поочередно обе. Через минуту железную дверь толкнула суровая на первый взгляд блондинка в белом халате. Внимательно выслушав, зачем мы пришли, она забрала у нас банку с мышью, отправила в регистратуру и добавила: «Здесь грязное отделение, потом выйду через чистое», – и захлопнула дверь, обдав нас тяжелым запахом морга и лекарств. Девушка в регистратуре в лучших советских традициях потребовала за справку 44?руб. 50?коп., выдала чек с номером телефона, по которому нужно было звонить завтра после трех-четырех.
Назавтра выяснилось, что мышь полностью здорова, если не учитывать, что она мертва. Однако кроме ветеринаров свое слово должны сказать еще и врачи местной поликлиники. Добиться их вердикта удалось с трудом. Терапевт посмотрела на меня задумчивыми, грустными глазами и поинтересовалась, зачем это я, привитая от столбняка и бешенства на два года вперед, с документами, удостоверяющими здоровье мыши, продолжаю ходить по врачам. Потом закрыла мою медицинскую карту и сказала: «Идите уже».
Приятного во всем этом приключении мало. Однако в подобных случаях, тем более в такую сумасшедшую жару, тянуть с походом в больницу себе же хуже. Первым, что сказал мне врач в Истре, было: «Бешенство – смертельное заболевание вообще?то…» Кроме того, быстро прогрессирующее: средняя продолжительность болезни 5–8 дней, изредка 10–12. Симптомы начинают проявляться на первый же день после заражения. Через три дня к высокой температуре, бессоннице и боли в районе укуса добавляются повышенная чувствительность к свету, шуму, судороги, бред, галлюцинации, беспричинный страх. На седьмой день наступает паралич мышц. У животного, заразившегося бешенством, есть выбор, как умирать – тихо либо в приступах гиперактивности. Во втором случае к взъерошенной шерсти, бесконечным попыткам зализать больное место или съесть что?нибудь несъедобное, к отвисшей из?за паралича нижней челюсти добавляется желание преодолевать огромные расстояния, бросаясь на других животных и на людей.
Излечиться от бешенства после проявления таких симптомов почти невозможно, поэтому вся надежда на профилактику. Результаты статистики остаются пугающими: к 2009 г. только восемь человек сумели выжить, заразившись смертоносным вирусом. Одна из них – американка Джина Гис. Констатировав у 15?летней девушки клинические симптомы, врачи ввели ее в искусственную кому. То, что произошло дальше, остается для них загадкой. Раз вирус не разрушает центральную нервную систему, рассуждали медики, а лишь временно расстраивает ее деятельность, то стоит «отключить» большую часть функций мозга и заставить организм выработать как можно больше антител, – и пациент выздоровеет. Эта теория до сих пор никем не подтверждена, кроме самой Джины Гис: через несколько месяцев она покинула больницу совершенно здоровой. Больше таким образом никого спасти не удалось.
Самыми восприимчивыми к бешенству животными признаны лисы, еноты и волки. На втором месте кошки и крупный рогатый скот, за ними следуют собаки, козы, овцы, лошади и приматы. Реже всего заражаются бешенством и передают его птицы. Еще есть летучие мыши. В Бразилии 15?летний подросток едва не погиб из?за укуса крылатой твари. Его госпитализировали в Университетскую больницу Освальдо Круза в штате Пернамбуко с первыми признаками бешенства. Шансов на выздоровление не было: парнишке вообще не делали прививок. Тем не менее инъекции каким?то чудом сработали, и уже через месяц в крови молодого человека вирус бешенства не был обнаружен.
Однако такие случаи единичны. Из восьми человек, заразившихся бешенством, лабораторно подтверждено выздоровление только троих. Неудивительно, что издревле это заболевание вызывало у людей панический страх, увековеченный в легендах о… как ни странно, вампирах. Обернувшись летучей мышью или просто вооружившись парой клыков, они набрасывались на беззащитные жертвы и превращали их в себе подобных. С тех пор укушенный не мог оставаться на свету, начинал биться в конвульсиях, почувствовав запах чеснока или увидев святую воду с серебром. Человек, зараженный вирусом рабиес, чувствует себя немногим лучше. Даже испытывая сильную жажду, он не может заставить себя выпить стакан воды. На 4–7?й день болезни он уже не выносит любого резкого запаха, звука или яркого света. Остается радоваться тому, что шприц в наши дни все?таки способен вернуть надежду, особенно если не промедлить.
