Если жены декабристов ставили в память о своих мужьях часовни, то вдова и соратница маршала Михаила Катукова поставила танк
Настоящая история Великой Отечественной – далекой и такой еще близкой войны – до конца не написана. Жизнь требует, чтобы мы не забывали своих спасителей и тех, кто разделял с ними жизненные тяготы. Сегодня речь о Михаиле Ефимовиче Катукове, легендарном маршале бронетанковых войск, дважды Герое Советского Союза, и его вдове Екатерине Сергеевне. С ней встретилась наш корреспондент.
Наши танки всегда побеждали
– Перед нашей встречей я пыталась найти материалы о маршале Катукове, но их явно недостаточно.
– В Военной энциклопедии для детей нет ни слова о битве за Москву, о гвардейцах Катукова и о нем самом, о том, как небольшое объединение под его командованием сломило наступление немецких полчищ, не говоря уже обо всех остальных сражениях. Как же можно воспитывать молодое поколение по книгам, где нет ни слова о гвардейцах Катукова? Я поняла, что правда и истина – это совершенно разные вещи, и убедилась, что очень многое из подвигов Катукова и его гвардейцев не освещено в нашей истории.
Когда умер Катуков, я как?то потерялась, а потом, придя в себя, поняла, что, может быть, мое предназначение теперь в том, чтобы, оставшись в живых и пройдя через поля сражений, когда мне приходилось вытаскивать из горящих танков и с поля боя до 50 раненых, помочь не дать забыть людям имена и подвиги тех, кто заживо горел в этих танках, кто освятил своей кровью право нынешних поколений на жизнь. Сегодня начинаешь понимать, что наш минувший век – век великой кучки полководцев, спасших мир от чумы. Это Рокоссовский, Еременко, Василевский, Жуков и многие, многие другие. Их уже нет в живых и о них мало говорят, от случая к случаю. И тогда я решила создать музей памяти гвардейцев.
Катуков умер в 1976 году, а в 1977?м я уже открыла музей памяти гвардейцев Катукова. Я бросила клич нашим гвардейцам, жившим в разных городах страны, откликнуться на этот призыв, и с их помощью мы собрали уникальные материалы. Сама я – участник войны, прошла своими ногами весь этот великий путь от Москвы до Берлина. Звание у меня – гвардии старшина медицинской службы медсанвзвода. Танки пошли в бой, а мы – за ними.
Я создала этот музей, а потом, когда мы встретились с известной писательницей Ларисой Васильевой, дочерью конструктора Кучеренко, который проектировал танки, то решили объединить усилия и открыть музей бронетанковых войск. Нашли спонсоров и за очень короткое время выстроили музей, собрали всю историю танка Т-34. В истории войны известны три великих чуда – пушка, самолет и танк Т-34. Черчилль сказал, что танк Т-34 – это история и великое чудо XX века.
– А каков он был по отношению к немецким «тиграм» и «фердинандам»?
– Наш танк всегда побеждал. На втором этаже музея расположилась панорама великой битвы за Москву, у нас собраны также материалы о людях, которые воевали на этих танках. Все время говорят о Кошкине, но он умер в 1941 году, и совсем забывают о Кучеренко – создателе танка Т-34, который прожил долгую жизнь, создав еще много чудесных образцов боевой техники для Родины.
В 1941 году мы дрались за Москву одни. На нас шел Гудериан и с 30 сентября Москва была объявлена на осадном положении. У Гудериана была армада танков в 560 единиц, а у Катукова – только 45. Москва была в панике: горели партийные билеты, жгли и рвали документы, произведения Ленина. Я – живой свидетель всего происходившего. Москву уже решили сдавать. Мы дрались с 8 октября по 11 ноября 1941 года на Мценско-Орловском направлении.
Катукова тогда поддержал сам Бог! Ему удалось перехитрить Гудериана с его искушенными генералами. Катуков – ровесник века, родился в 1900 году. Когда он командовал 20?й танковой дивизией, то был уже зрелым командиром в звании полковника. Больше месяца мы удерживали гудериановские железные кулаки на Мценском плацдарме. Немцы всю войну называли его «генерал Хитрость». Его теории ведения боя танковыми засадами вошли в учебники.
Накануне войны Катукову разрешили лечь в госпиталь на операцию. Он был нездоров, и ему ампутировали почку. Это произошло 17 июня 1941 года, а 22 июня началась война. Киев бомбили, и он с температурой под сорок выписался и отправился в свою часть. Как военный человек, к тому времени уже командующий 20?й танковой дивизией, он понимал, что это настоящая война. Когда он догнал на машине свою дивизию, она уже вступила в бой. Но так как дивизию только что переформировали, она должна была получить новые танки и вооружение, то воевали пешими по?конному. Танков у него практически не было. Было только 26 единиц БТ, но в одном из боев удалось захватить у немцев 4 танка. И этими немецкими танками тоже отбивались. Потом пришел приказ Катукову прибыть в Москву, его вызвал Сталин и сказал, что он будет командовать бригадой. Надо было ехать под Сталинград и принимать танки прямо с тракторного завода. Сформировали бригаду из трех батальонов по 21 танку (63 танка) и три танка командованию, но один сформированный батальон сразу забрали на Вязьму, потому что там шли тяжелые бои. У Катукова осталось 45 танков. Нас бросили в Орел на Мценское направление, где оперативного простора было достаточно. Там мы и встретились с Гудерианом.
По данным разведки, Катуков знал, что в лоб идти – верное поражение (560 танков против 45 с нашей стороны!). И он пошел на хитрость: построил ложные окопы впереди, а сзади на протяжении 4 километров – настоящие, у него было боевое соединение с саперами, батальоном пехоты, но в малом количестве. Были ложные танки, а свои он рассредоточил и маневрировал по ночам, путая немцам карты. Может быть, впервые в такой войне для каждого танка имелось по девять-десять запасных и ложных позиций. Так он создал у Гудериана впечатление, что им противостоит примерно равное по численности танковое соединение. Наделали деревянных танков, пушек. А за всем этим антуражем прятались настоящие танки. Задача состояла в том, чтобы предугадать, на каком направлении будет нанесен основной удар. И этот ребус ценой в десятки и сотни тысяч жизней Катуков безошибочно разгадывал больше месяца, окончательно сбивая с толку Гудериана и его генералов.
Восемь суток мы бились день и ночь, я потом спрашивала Катукова: «Как ты угадываешь, что завтра Гудериан будет наступать именно в этом месте, а не в другом?». И он отвечал: «На то я и учился в академии и получал диплом с отличием, чтобы распознавать замысел врага». А там наступила дождливая осень с ее непролазной грязью, и Гудериан окончательно застрял в орловских черноземах. Так было сорвано наступление на Москву отборного танкового объединения Гудериана. Вот когда проявился полководческий гений Катукова. Ошибись он хотя бы раз, кто знает, как обернулась бы история той войны… Тогда еще нам помог Юра Левитан, который своим прекрасным голосом сообщал, что с обеих сторон под Мценском участвуют в танковом сражении по тысяче двести танков, идут мощные танковые бои. А у нас было только 45 танков! Но за те восемь суток мы наколотили у Гудериана 133 танка, сбили два самолета, вывели из строя батальон пехоты, в общем, нанесли ему большой урон.
Первый наш Герой Советского Союза, Иван Любушкин, стал им в 1941 году. Тамбовский агроном мечтал украшать землю, сажать цветы, но в одном только бою под Москвой уничтожил 12 танков.
Дмитрий Лавриненко был кадровым военным и подбил танки недалеко от города Мценска. Он погиб 18 декабря у деревни Горюны (Волоколамское шоссе). С именем Дмитрия Лавриненко связан каждый километр боевого пути бригады. Он прожил на свете всего 27 лет. Участвовал в 28 боях. Уничтожил 52 танка фашистов. Последний танк он подбил за час до гибели. Ни в одной войне нет подобного примера. Дмитрий Лавриненко родился на Кубани, в станице Бесстрашная. И именно так – бесстрашно и мужественно – дрался с врагом за освобождение нашей Родины…
Очень часто задают вопрос: почему Дмитрий Лавриненко не Герой Советского Союза? Он представлялся к званию Героя. Был подписан наградной лист, но те, кто наверху, не поверили, что один человек мог уничтожить так много танков. Он был награжден орденом Ленина. Но и этой награды он не успел получить – погиб. Позже были проверены все действия Дмитрия Лавриненко и установили, что было подбито 52 фашистских танка. Катуков, Буденный, Рокоссовский и другие поднимали вопрос о присвоении Дмитрию Лавриненко посмертно звания Героя Советского Союза, но положительного решения этот вопрос так и не получил. Мотивировка отказа – родственники Д. Лавриненко будут требовать себе привилегий, как члены семьи Героя. Но родственников у Дмитрия не было, мать умерла в доме престарелых.
Печален этот факт. Ведь потом мы еще долгое время наблюдали, как шли награждения совсем не героев, людей, не совершивших никаких подвигов, как Звезда и звание давались за «дожитие», за обман государства и за другие «подвиги». Печально, что нет сегодня среди танкистов такого героя-легенды, как у летчиков, моряков, артиллеристов…
Из первых гвардейцев-катуковцев до Берлина дошли всего 40 человек, в том числе и я.
Дочь своей эпохи
– Жаль, что о войне так мало знают наши дети…
– Меня на юбилее Курской битвы спросили, чем я занимаюсь. Я ответила, что открыла музей и ращу Мининых и Пожарских. Над нами довлеет доллар. Наша молодежь даже говорит, что с Гитлером не надо было воевать, мы бы сейчас лучше жили, если бы он нас завоевал!
– Вы даже такое слышали?
– Да, слышала, очень часто. Но такое отношение свойственно в основном Москве, где дети подраспущены телевидением, СМИ. Хоть нам и говорят, что «свобода, свобода…», но идет направленная работа по разрушению ценностей.
– Свобода для кого?
– В моем доме были исторические личности, за этим столом сидели Брежнев и Хрущев. Лидия Русланова пела в этом доме так, что стены дрожали, Клавдия Шульженко, Косыгин, кого только здесь не было! Однажды моя сестра Нина говорит: «Михаил Ефимович, тут к вам какой?то Хрущев просится». «Как, какой?то Хрущев, открывай дверь и веди его сюда, будем коньяк пить». Они встретились, как два старых фронтовых друга. Моя судьба так сложилась, что мне пришлось кормить всех командующих фронтами. Я лично хорошо знала Рокоссовского, Жукова, Конева. Но мной никто не интересуется, ни на какие информационные каналы меня не пускают. Никакой свободы нет. Кого им выгодно показывать, того и показывают. Идет растление. Но просветление наступит. Я верю в это светло. На родине Михаила Ефимовича организован музей.
Знаете, какие в глубинке хорошие умы! Какие там дети и молодежь! Москва сейчас вообще захламлена, ее никто не любит. Она грязная. Если Лужков говорит, что только три миллиона ежедневно приезжают и уезжают, им на Москву наплевать. Они ее загаживают. На доме, где я живу, на Соколе, висит памятная доска о Катукове. На ней написано: «В этом доме жил полководец, основной защитник Москвы». И что вы думаете? Этот мемориал загажен голубями, потому что напротив стоит палаточка с пирожками. Люди едят, бросают объедки и собираются голуби. Префект Северного округа говорит, нет сил бороться с голубями. Но неужели нельзя передвинуть эту палатку и поставить напротив Катукова, например, палатку по торговле калошами, химией или зонтиками?
В то же время мне присылают трогательные письма в дни Победы и пишут, что они в долгу передо мной. Монумент Катукову в доме, где он жил, очень хороший, 360 килограммов бронзы, поясной портрет, и он весь загажен. Никому нет до этого дела. Я раньше клала цветы, теперь не могу, я даже уехала из Москвы, потому что не могу видеть обгаженного Катукова! Я устала его мыть. Я объездила весь мир и не видела ни одного монумента, загаженного голубями, ни одного короля, которого бы сбросили, как у нас Дзержинского, например. Может быть, король Людовик тоже был вреден для своего народа, но его монумент стоит. Я считаю, что и наших царей тоже не надо было трогать, Александра, Николая. Это все делают определенные люди. Те, кто не любит Россию, а я ее люблю и никуда не убегу, хотя меня одно время не выпускали, думали, что я предам Катукова и свою страну. Я – дочь своей эпохи. Я пережила 37?й год, сидела за первого мужа полтора года в Бутырской тюрьме.
Узнала я о том, что его расстреляли, через много-много лет.
В 1933 году я вышла замуж за Алексея Захаровича Лебедева. Он был заместителем начальника Военного отдела КПК при ЦК ВКП(б)… Жили мы с Алексеем Захаровичем дружно. Уже в начале 1937 года начались аресты «врагов народа». Все мы не знали, не понимали, в чем дело, что случилось. И каждый раз, приходя на работу, я видела, как на двери кабинетов начальников отделов менялись таблички с фамилией руководителя. Нам говорили: «Арестован враг народа». И мы верили, потому что были так воспитаны. Наши советские органы, думали мы, не могут ошибиться, они действуют правильно. Алексей Захарович тоже верил, что НКВД не совершает ошибки, враги проникли в аппарат ЦК.
Но вот беда пришла и в наш дом. Наступило прозрение… Через 19 лет мне дали документы, что мой муж полностью реабилитирован и невиновен. Меня посадили через полтора месяца после его ареста, и полтора года я просидела в тюрьме за то, что «знала, что он был в заговоре, но не доносила властям». Никаких заговоров не было. Я не могу простить Зыкиной и Новодворской, как они топтали наш флаг ногами, и их никто за это не наказал. Как можно топтать ногами флаг великой страны? Зыкина имела все в этой стране – и бриллианты, и свободу. Или Михаил Ульянов и Олег Басилашвили, я их очень уважала за их творчество. А они за то, что члены их семьи как?то пострадали в 37?м, предали свою Родину. Я сама лично сидела в тюрьме, у меня расстреляли мужа, вот видите у меня на голове шрам, – меня били на допросах ремнем по голове. Но это моя Родина, и я дочь своей эпохи. Это все мое. Они должны понимать, что это классовая борьба. Или Немцов с Хакамадой?
Отдайте Курилы! Откуда появилась такая патриотка? Это поколение шло после нас, мы их вырастили, думали, что они будут нами гордиться. Разорили такую страну! Откуда они взялись и о ком и о чем они говорят, ведь все они по большей части либо сами были коммунистами, либо коммунистами были их отцы. Теперь они ищут виноватых. Отвечайте за то, что разорили Родину. Я не жду мести и не алчу крови, но я хочу справедливости и правды. Мне уже за 90 лет, но я ни разу не протянула руки после смерти Катукова и за все эти годы не просила помощи ни у кого. Они только шлют бумажки с благодарностями, я их складываю в архив. Стыдно. А кого они вообще помнят? Катукова не забыли, потому что я еще жива и создала его музей.
– У нас очень много богатых людей, которые могли бы поддерживать отечественную культуру. Но у них мода – класть деньги в швейцарские банки под проценты.
– Знаете, люди меняются, даже по нашим ветеранам вам скажу. Не приходят на собрания, если не дают пайков. Я все время выступаю и говорю: вы прожили интересную жизнь, оставляйте след после себя людям. Я решила твердо оставить этот дом как музей своему народу. Главное у нас сейчас – заработать и выжить. А для чего выживать, они не знают. Я лично живу из любопытства, что будет дальше, мне интересно и умирать не хочется. Вот я за последнии годы ни разу не была у врача и в санатории…
– Поэтому так долго и живете, поменьше надо ходить по врачам.
– Во имя чего выживать, скажите? Если жены декабристов ставили часовни, то мы в память о наших мужьях ставим танки. Мы уже не смотрим на небо, нам все некогда, куда?то спешим. Нужно подумать – для чего живешь? Какая от тебя польза людям?
Таких, как Катуков, больше нет
– Что хотите сказать тем, кто будет читать этот материал?
– Во-первых, пожелать любви к своей Родине и преданности. Быть справедливым ко всем событиям. Иметь собственное мнение, а не слушать то, что вдалбливается, разобраться, где правда, а где – нет и доносить это до людей. Не врать и не терять надежду, не паниковать. Я верю в Россию и рада, что родилась здесь. Я рада, что я москвичка, и считаю, что лучше города нет. У меня были женихи, солидные, известные, но я решила остаться Катуковой. Он в меня поверил, его преследовали тоже, что он женился на «враге народа». У него в 1940 году умерла первая жена, мы встретились, когда ему уже было 40 лет. Это был редкостный человек, таких больше нет.
Я лично знала Сталина, это была очень сильная личность, но в последние годы страдал фаворитизмом – увлекался то Жуковым, то Ягодой, то Берией. Он никак не мог поверить, что Берия – грузин, может его предать.
Лужков дает деньги ветеранам, но какая?то группа этим распоряжается и прикарманивает это. Надо как?то адресно нам помогать и проверять все. Все?таки в мое время, когда я работала, даже в 37?м году больше было честности.
– А говорят, что соседи и друзья «стучали» друг на друга?
– Такого не было. 37?й год делался так. Я сидела с Бекзадян, женой советского посла в Берлине, женой и дочерью Халебского, работника наркомата обороны – начальника химслужбы, женой и дочерью Блюхера. Мы сами сажали людей. Многие не выдерживали допросов следователя. Приходили в камеру и у них начиналась истерика. Плакали и выкрикивали: «Стыд и позор мне! Позорно говорить одно, а думать другое. Опять я наговорила и оговорила невиновных». И вот таким образом увеличивался лагерь «врагов народа». Кстати, мужчины предавали больше потому, что они совсем не выдерживали допросов. Или рассуждали так: я сижу и ты сиди. Вот как еще строился 37?й год! Не Сталин сажал.
А Хрущеву я однажды сказала, кстати, здесь, у себя дома: «Никита Сергеевич, вы подписали бумажку, чтобы колхозники получали 21 рубль, а вы сами?то пробовали прожить на 21 рубль?». Хрущев был своеобразной личностью, много знал по архитектуре, по строительству домов. Но когда человек получает власть, то она его портит. И окружение портит. И сами они меняются.
– Такая психология у людей, к сожалению. А Брежнев?
– Он очень любил охоту, ездил в Завидово и по дороге к нам заезжал. Михаила Ефимовича между прочим все любили, потому что он очень много знал песен, анекдотов, историй, всех заводил. Если мы отдыхали в доме отдыха, все были возле него. Он мог сказать: «Женщины, а вы не были в этом магазине, там продают венички с никелированными ручками». И все бегут туда. А он смеется, зачем им эти венички? Всех разыгрывал. А гвардейцы, когда мы приезжали в часть, нашу машину «эмку» несли на руках до шоссе. Так любили Катукова, а он любил солдат и понимал их.
Я считаю, что я не зря прожила жизнь. Я воспитала детей своей сестры, когда ее бросил муж и она тяжело заболела. Катуков сказал: «Катерина, если хочешь жить со мной, детей не будет». Он был болен. Я – опекун, отец этих детей, а моя сестра – мама. В нашем доме всегда произносили тосты: «За папу и за маму».
Катуков был очень интеллигентным человеком, никогда не ругался, просто подходил и говорил: «Я на вас надеялся, а вы… эх, вы». И уходил. Мы ходили по слиткам золота, было много трофеев, но он говорил, если поднимешь хоть одну вещь, я сам тебя расстреляю. «Кончится война, победим и я заверну тебя от Москвы до Берлина в шелка». Что он и сделал. У меня все было. Очень любил людей. Был по?детски открытым человеком. Верил, что все люди порядочные, не понимал, как это не выполнить, что обещал, обмануть.
Вишневская написала про нас, жен полководцев, что мы не умели одеваться. А я на приеме в Кремле была одета в вечернее черное кружевное с желтым платье с соболями. Мне шила портниха Евы Браун, она была моей соседкой в Дрездене. Я была одета шикарно. Ездила на машине Геббельса в Саксонии, когда мы жили в Германии после Победы. Синий «мерседес» с открытым верхом, с серебряным щитком впереди, с немецким гимном, который мы переделали в Интернационал. Я еду на этом «мерседесе», а немцы говорят «Фрау фон Саксен Катукова». Я была красивая, у меня были длинные косы, красивый цвет лица.
– Да вы и сейчас прекрасно выглядите.
– Много было всего интересного. Наша армия стояла в Германии 49 лет, 28 раз я выезжала туда без Катукова. Хоннекер вручил мне орден. У меня хранится трость Гудериана в виде ползучей змеи, с которой он прошел от Германии до Орла, на которой он выжигал все города, которые были пройдены. После гибели Гудериана мне принес ее командир батальона. А мы строим часовню в нашем музее и Дом танкиста имени Катукова.
