Хождение за три озера: за нерестовой правдой, рыболовецкой истиной и экономическими рецептами..
Чтобы взглянуть своими глазами на икромёт осенней кеты, природную картину её запасов и сопоставить увиденное с предыдущими наблюдениями, журналист Виктор Марьясин вновь побывал в низовьях Амура. В этот раз на трёх плодовитых некогда нерестилищах, Удинском рыбном заводе и в ближайших к ним селах. Вернувшись в Хабаровск, журналист пообщался с промышленниками, экспертами, рыбаками-любителями. И вот что ему удалось выяснить.
Рыбный вопрос в информационной ловушке!
К очередной поездке на нижний Амур меня подвигла непрекращающаяся полемика о разорении его лососевых запасов и путях преодолении острого кризиса. Для многих коренных жителей Приамурья, а это КМНС и давно обосновавшиеся здесь русские, – кета, горбуша и корюшка – насущная пища, которой с каждой путиной становится меньше. Начиная с десятых годов арендовавшие амурские участки промышленники при согласии официальной науки безудержно наращивали уловы. Более 90% добычи гнали на экспорт и на запад нашей страны, пока вместе с разношёрстными браконьерами не подорвали ресурс. Теперь из-за мизерного количества запрещён вылов летней кеты и горбуши, в разы упали запасы кеты осенней, азиатская корюшка стала большой редкостью даже для Николаевска, где её всегда было с избытком.
Рыболовецкие компании Николаевского района, чьи интересы представляют Александр Поздняков и Сергей Рябченко, настаивают на том, что максимальный ущерб рыбным запасам наносят плавные сети и браконьеры на нерестилищах. Их точку зрения разделяет руководитель хабаровского филиала ВНИРО Денис Коцюк. В одном ряду с сетями и браконьерами он упоминает сильные паводки, слишком жаркое для лосося прошедшее лето и предлагает запретить его промышленный вылов выше устья Амгуни, то есть везде кроме Николаевского района. (К сведению читателей — ещё 60 лет назад кета свободно доходила до Благовещенска и в Китай). Те же, кто ловит в Ульчском районе и выше, считают первой причиной безрыбья перегораживающие амурское устье заездки с высокими квотами; второй – браконьерство на нересте, и только третьей — редкостную жару. Паводки, по их наблюдениям, не препятствуют, а способствуют нересту, помогая рыбе обойти такие стационарные орудия лова, как ставные невода и заездки. Известный эксперт Сергей Золотухин резонно заметил: «Паводок 2013 года был гораздо сильнее 2021, но тогда проходу лососей это нисколько не помешало». Особое мнение у Президента краевой ассоциации КМНС Любовью Одзял. Отстаивая интересы всех коренных местных жителей, она, ссылаясь на скудные запасы лосося, не только против заездков, но и любого промышленного лова амурских лососей, в том числе плавными сетями. Возможны ли при таких разногласиях общие знаменатели и какие требования ко всем участникам промысла могли бы сохранить лососевых?
Первую подсказку нахожу в статье ведущего мэтра отечественной рыбной науки Вячеслава Петровича Шунтова «О международном годе лосося–2019», где он указывает на забвение опыта исследования лососей в нерестовый период, когда «в основном закладывается численность очередных поколений». И на ошибочность утверждения, что температура воды якобы решающий фактор смертности лососевых в том числе летней кеты и горбуши, низкую численность которых в Амуре годом раньше он объяснял чрезмерным промысловым изъятием. Доктор наук и профессор Вячеслав Шунтов, начинавший с промысловой разведки ещё в 1959 году, регулярно напоминает, что главным мерилом лососевого стада является заполнение нерестилищ, и что настоящим учёным изучать запасы и нерест нужно не в кабинетах, а непосредственно на нерестовых ключах. Занимающийся этим около 40 лет кандидат биологических наук Сергей Золотухин (автор 14 книг о лососях) пришёл к выводу, что на основные амурские нерестилища производителей кеты заходило в несколько раз меньше необходимого для воспроизводства её популяций как минимум с 2017 года. Он не исключает что этот процесс начался раньше, но данных об этом нет, так как в предыдущие годы руководством Хабаровского филиала ТИНРО систематическое обследование амурских нерестилищ не финансировалось. Исходя из зафиксированной им мизерной численности производителей на нерестилищах в 2017 году, Сергей Федорович заявил, перед минувшей путиной, что зачата 4 года назад осенней, кеты вернётся из морского нагула в Амур в 2021 году в пределах четырёх-пяти тысяч тонн. И рекомендовал ловить из этого объёма не более двух тысяч. Хабаровский филиал ВНИРО, давший показатели нереста в 2017 году в десятки раз выше, рекомендовал к вылову 13000 По факту выловили 5700 Сергей Федорович в очередной раз оказался прав. Зато уважаемый ХАБАРОВСКНИРО (ранее филиал ТИНРО) из года в год даёт завышенные запасы на потребу рыбопромышленникам, но их радость оказалась недолгой. По мнению Золотухина, во многом благодаря промышленным переловам горбушу и летнюю кету на Амуре вычерпали и скоро могут добить осеннюю.
Чтобы быть объективным, мысленно встаю на сторону его оппонентов, утверждающих что заездки хорошо пропускают на нерест рыбу, но после этого её вылавливают выше Николаевского района плавными сетями. Если так, то на нерестилищах в самом Николаевском районе и в верховьях Амгуни кеты должно быть предостаточно. Ведь основная часть промысловых сетей находится выше. Как проверить эту гипотезу и противоположные ей версии? Только на самих нерестилищах.
Типичные беды бесхозного нерестилища
Накануне моего выезда новостные каналы цитируют свежее выступление Михаила Мишустина перед губернаторами и министрами: «У Дальнего Востока огромный потенциал. Мы должны сделать всё, чтобы люди хотели там жить и работать…». Надо полагать, не только в Хабаровске, но и во всех амурских районах. Приободрённый этим посылом, пробиваюсь к Николаевску-на-Амуре сквозь снежный циклон близ Де-Кастри. Автобусы от компании «Пять звезд» встали колом, пришлось пересаживаться на попутное коммерческое такси. На календаре 25 октября. Первым делом интересуюсь, зашла ли кета в Камору и Личу. Это два амурских притока около Николаевска — первый перед местным аэропортом, второй сразу за ним. По дороге на нерестовое озеро Чля разглядываю обе этих мелководные быстрые речки, интересуюсь у попутчиков, есть в них рыба, но в ответ только сочувственное недоумение, дескать, нашёл где искать. Несколько дней спустя на обратном пути недостающую ясность внесёт в Николаевске районный рыбинспектор Валерий Кацкович: «Камора и Лича были нерестовыми лет пятнадцать назад, сейчас там лосося нет». Всю вину он возлагает на браконьеров, но ведь браконьеры были и раньше, зато десятки заездков и ненасытный экспортный промысел появились как раз в конце нулевых.

Если на этих несчастных речках рыбную жизнь бесцеремонно прикончили, то на озере Чля, которое от заездков подальше, она ещё теплится. Это единственное озеро на Амуре, где лосось устраивает свои прощальные брачные игрища. Чля соединяется протоками с соседним озером Орель и с протекающим неподалеку Амуром. Во время моего появления на Чля и на его нерестовый приток Большой Мырчан из Амура зашёл сильный паводок, так что взглянуть своими глазами на заходящих в них лососей не удалось. Зато пообщался с осведомлёнными жителями из одноимённого с Чля посёлка. Пенсионер и охотник Пахомов Виктор: «Так как озеро Чля нерестовое, официально ловить здесь запрещено и частиковых, и лосося. Дозволено лишь нескольким членам КМНС». Глава поселения Елена Маркова: «В озере водится много сигов, карася, ленка, толстолоба, окуня, щуки, других частиковых. Местные заготавливают их для себя в достатке, также как и лосося, хотя кеты и горбуши в целом гораздо меньше, чем в прошлом».
Известный в Николаевском районе краевед и писатель Александр Иванович Кудрин посвящает меня за чашечкой чая в местные рыбацкие тонкости: «Перед тем как отнереститься, лососю нужно миновать уйму промышленных и браконьерских сетей в Павлинской и Пестовской протоках, затем в самом Чля и в Мырчане. Браконьеры орудуют с мая до середины зимы, иногда, говорят, наведывается рыбинспекция. Ловят сетями, махалками, крючками в лунках, зимой вскрывают лёд мотопилами, чтобы добраться до нерестовой кеты. В прошлом горбушовом году горбуши было немного, при неплохом заходе летней кеты, в этом ни того ни другого, а вот кета есть. В десятые годы поблизости началась активная разработка золоторудного месторождения на Белой Горе. Его хвостохранилища представляют потенциальную угрозу для нерестовых речек. Одно из хвостохранилищ находится неподалёку от ручья Заячий, впадающего в Мырчан. Раньше осенняя кета была и в Орели, но в 199 году в результате пожара лесная долина вдоль нерестового притока Большой Амыскан выгорела, он обмелел, стал сильней прогреваться, и осенняя кета оттуда исчезла. Появляются только более теплолюбивые летняя кета и горбуша. То же самое на других речках — чем меньше леса, в том числе из-за вырубок, тем меньше воды и кеты. Рядом реки Коль и Иска, которые напрямую стекают в море. Это лучше для нереста, но там свои браконьеры и свои экологические проблемы».
Следующий собеседник– местный общественник Владимир Жовнер, самостоятельно ведущий экологический мониторинг. Рассказывает о вредных сбросах в Коль с речки Покровка , рядом с которой добывает золото одна из артелей, об опасной близости Мырчана к золоторудному ГОКу. Он отмечает, что лосося в Чля в сравнении с нулевыми мало, но, видимо, после недавних ограничений, в некоторых её притоках, где кеты давно не было, она появилась. Считает, что промысловики должны сами строить рыбоводные заводы, например, в Николаевске, где, несмотря на громкие обещания, они так и не заработали.
Уже затемно наведываюсь в артель «Заря». Село больше ста лет назад появилось благодаря разработке Колчанского прииска рассыпного золота. Теперь рассыпное золото артель добывает в других районах, но её генеральный директор Виктор Шудренко производственную базу не переносит. Без неё, опасаются местные, село Чля может зачахнуть. Своё мнение о рыбалке Виктор Михайлович излагает кратко и четко: «Как лосось может дойти до озера Чля, если в лимане стоят заездки и ими перегорожен Амур? Рыба через них попросту не дойдёт, если их не убрать. А местным жителям нужно дать рыбачить на Чля по лицензии, официально. Сейчас они ловят на свой страх и риск, нарушая правила».

Как лосось может дойти до Чля, если в лимане заездки и ими перегорожен Амур?
Директор артели Заря Виктор Шудренко
Попрощавшись, складываю в уме неприятности лососевых на пути к Чля:
- заездки в лимане и устье;
- плавные сети и браконьерские и промышленные – в Павлинской протоке из Амура в Орель и Чля;
- браконьерство в самих озёрах и в их нерестовых притоках в том числе из-за отсутствия любительского участка для прописанных местных;
- обмеление притоков в результате лесных пожаров и рубок и отсюда высокая для кеты температура воды;
- добыча рудного и россыпного золота возле нерестовых ручьёв.
Все негативные факторы, о которых говорят участники лососевой полемики по Амуру, здесь налицо. Кроме экологической опасности со стороны недропользователей, о которой многие почему- то помалкивают.
Раздутое стадо и устаревший рыбозавод
Следующим утром успеваю в Иннокентьевку к «Метеору», и на нём причаливаю к селу Тыр. Рядом устье Амгуни, в её верховьях природные нерестилища, куда хотел бы попасть. От Тыра это около трёхсот километров, но говорят, что кеты там фактически нет. Грустную картину описал по телефону житель села Бриакан в верховьях Амгуни Александр Асеев: «Мне 57 лет, рыбачу с детства и впервые на Амгуни ничего не поймал. Рядом с ней нерестовый приток Керби – там ни осенней кеты, ни медведя, хотя в том году снизу что-то зашло. В эту путину осенка шла только три дня, в прежние годы по две недели – не меньше. Из-за заездков в устье Амура её пропускают поздно, и она по дороге дохнет. Остальное стараются перехватить браконьеры, но даже им не досталось. Уже лет пять на Амгуни нет летней кеты и горбуши. В Бриакане повальная безработица. Раньше работу давал золотой прииск, но после того, как он перешёл от АО «Дальневосточный ресурс» к китайский фирме, там работают граждане КНР. А теперь и рыбу прикончили».
Зато рыба есть возле Удинска, где сейчас ведущий рыбозавод в бассейне Амура. Это около 90 километров вверх по Амгуни. Мчусь туда часа полтора на попутном катере по леденящему ветру, пока не замаячили заводские постройки. Главный рыбовод предприятия Алексей Петрович Аверин знакомит меня с заводской технологией: «Извлекаемая из кетовых самок икра закладывается в специальные ёмкости, оплодотворяется молоками самцов, затем после четырёхмесячной инкубации и четырёхмесячного выдерживания и кормления молоди при температуре плюс 4.2 градуса выпускаются мальки, которые скатываются через Амур в море. Естественных нерестилищ осенней кеты возле Удинска нет, стадо здесь рукотворное из завозной икры. Её доставляли сюда в том числе вертолетами с крупнейшего на Амуре нерестилища Камакан. Камакан — это ключ Нимелена – верхнего притока Амгуни. Из искусственно оплодотворённых икринок во время инкубации гибнет менее 10%, остальные выживают и превращаются в мальков».
В прошлом году заготовили 41 миллион икринок, из них для собственной инкубации взяли 16 миллионов, остальные передали на Анюйский, куда кеты заходит всё меньше, а также на Гурский, Тепловский, Биджанский заводы, где своей рыбы уже фактически нет. В этом году заготовили 32 миллиона, из них 11 оставили в Удинске, а 21 отдали эти заводы. Могли бы в три раза больше заготавливать кеты и производить молоди, но на заводе 60-х годов постройки, по словам его далеко не юных сотрудниц, все делается вручную и не достает мощностей. Например, обветшавшая садковая база завода на Малой Уде (приток Амгуни) не позволяет удерживать и обрабатывать всю заходящую туда кету. Требуется новое автоматизированное производство и новая садковая база. Цена вопроса – несколько сотен миллионов рублей. Для завода, который пятый год обеспечивает икрой остальные амурские госзаводы, не так уж и много. Если государство с подачи Росрыболовства срочно не раскошелится, может случиться так, что по старым советским стандартам после ухода пенсионного поколения никто здесь вкалывать не захочет.
Осмотрев заводские цеха, едем к садковой базе. Это соединённые с Малой Удой искусственные пруды. «Зимой температура в прудах и в притоке ниже необходимых четырёх градусов, так что от осенней кеты естественного воспроизводства здесь не бывает. Только в верховьях Амгуни на природных тёплых ключах или искусственное на нашем заводе, – продолжает экскурсию Алексей Петрович, – А та кета, у которой мы не успеваем изъять икру, гибнет поблизости без продолжения рода».

Иду вдоль берега, рассматриваю окоченевшие останки рыбы, кое-где замерзшие сгустки икры, баламутящих воду живых кетин, – они пробиваются сюда до нового года. На протоке замечаю запрещённые сети и за ближайшим ручьем двух недосягаемых браконьеров в лодке. Возвращаюсь к Аверину, который комментирует увиденное: «Мы закончили сбор икры 18 октября, так как при минусовой температуре она гибнет, и сейчас браконьеры нам не вредят. Зато естественные нерестилища страдают от них осенью и зимой. Даже знаменитый Камакан выпотрошили. Хуже браконьеров только заездки, их в лимане и устье наставили до отказа с одним проходным днём в неделю. Кета упирается своей массой в заездки, не может пройти, а то что все же проходит, ищет первую речку чтобы отнереститься, не успевает в верхние нерестилища, поскольку икра требует выхода. Поэтому у нас так много кеты, хотя заводу столько не нужно. Значительная её часть не относится к нашему стаду. Это моё личное мнение. Сколько не нашей, точно сказать не могу, научное мечение у нас не проводится. Не будь заездков, «чужая» рыба нерестилась бы в верховьях Амгуни, в Анюе, Горе, Хоре, Тунгусске. И мы бы не спасали тамошние заводы своей икрой».
– А что с летней кетой и горбушей?
– Около Удинска они всегда нерестились, но последние годы по всей Амгуни летних лососей нет. И дело здесь не в жаре. В перегретой воде летние лососи всегда гибли, но не заканчивалась. Не то что теперь.
– А куда деваете потрошёную рыбу?
– Она не пропадает — её забирает по конкурсу одно из предприятий в Сусанино. Её, возвращающуюся из Удинска на Амур плавучую базу, встречаю на обратном пути вместе с новыми интересными наблюдениями.
У нас очень много «чужой» кеты из-за того, что заездки не пускают ее в верхние нерестилища.
Главный рыбовод Удинского завода Алексей Аверин
Расплата за перелов
По дороге из Удинска снова Тыр, потом Иннокентьевка. Оба села с советских и царских времен не мыслят себя без рыбы, в каждом есть промысловые предприятия. В Тыре — это классический кооперативный колхоз «Память Ленина» во главе с Виктором Князькиным, рядом частная фирма колхоз «Акчинский» Александра Коваленко. С сопоставимыми квотами. В самом Тыре зарегистрирован только колхоз «Память Ленина», который перечисляет государству в целом до трёх миллионов налогов в год, из них селу остаётся менее трети. В Иннокентьевке тоже зарегистрировано крупнейшее промысловое предприятие на Амуре РПК «Восточное» (учредитель Александр Поздняков). Его рыбные квоты и налоги с тырскими несравнимы: в 2020-м квота 3460 тонн, сумма всех налогов –37 миллионов 447 тысяч рублей, из них по данным администрации Иннокентьевки селу досталось лишь 650 тысяч сельхозналога. Бюджетный дефицит частично покрывает район, но средств всё равно мало, и о развитии можно только мечтать.
Согласно бюджетному кодексу сёла получают от местных предприятий только 30% сельхозналога и 2% НДФЛ. Даже когда получали 100% сельхозналога и 10% НДФЛ, а уловы «Восточного» были выше в разы, Иннокентьевка получала максимум 3,6 миллиона сельхозналога и 500 тысяч НДФЛ. То есть, сущие крохи от добычи рыбных ресурсов. Многие села в Николаевском и Ульчском районе и того не имеют, когда базирующиеся в них компании не регистрируются по месту деятельности. «Почему в советское время процветали и верхний Тыр и низовая Иннокентьевка? – спрашиваю у завуча тырской школы Краморовой Татьяны Владимировны.
«Потому что рыбы на Амуре хватало всем сёлам, её не истребляли заездками ради экспорта, пропускали на нерест. В Амурском лимане выгребли не только почти всю кету и горбушу, но и сиг. Это тоже ценный лосось. Говорю как биолог по образованию и бывший технолог колхоза «Память Ленина». В 80-е мы ежегодно ловили до двух тысяч тонн лососевых, по 40 тонн частика и 150 тонн корюшки. Рынком сбыта был Хабаровский край, а также Москва и Питер. И никакой заграницы. Летнюю кету не знали куда девать, горбуша весила по три кило, как сегодня кета, а тогдашняя кета тянула на две сегодняшние. В колхозе работал также мощный мясомолочный комплекс. В конце 80-х председатель колхоза Анатолий Волков начал реализовывать программу превращения Тыра в благоустроенный городской поселок с централизованным отоплением, новым жильём и новой школой с бассейном».
В Иннокентьевке, оказывается, тоже был градостроительный план – с двухквартирными домами, стадионом, новой школой, бассейном и так далее. Глава Иннокентьевки Светлана Гофмайстер вспоминает, как этот план продвигал председатель колхоза «Ленинец» Станислав Волков, и что в те годы госбюджет возвращал рыбколхозам деньги за строительство жилья и социальных объектов. Однако с приходом дикого рынка стало не до сельских преобразований. Сегодня Озерпах, Иннокентьевка, Тыр, Сусанино и всё. что выше, в упадке от безрыбья, безработицы, ветхого жилья, отсутствия городских бытовых удобств, оттока в города самых умных и энергичных. На чемоданах, например, Александр Жилкин, отвечающий в Тыре за электросети и отопление соцобъектов. Говорит, что без рыбы здесь оставаться не интересно.

Тырский колхоз «Память Ленина», как в старые добрые времена, помимо рыбы, занялся животноводством. Для односельчан это рабочие места и натуральное молокопродукты. От краевого минсельхоза пока никакой реальной поддержки. Тыру вдвойне непросто без сухопутной дороги, при этом ему ещё пытались отменить метеор. В Иннокентьевке впервые имели место перебои с автобусами и водными метеорами, а РПК «Восточное», ссылаясь на финансовые трудности, перестало содержать баню для местных жителей. Звоню главе Озерпаха: там из 236 прописанных фактически проживает 108 душ, и каждый год десять человек в минус. И это в самом рыбном районе!
Уже затемно на речном берегу в Иннокентьевке местные лодочники обсуждают со мной наболевшее: «Промышленники винят браконьеров, хотя сетями столько не переловить. Заездки стоят, а плавучие базы с катерами орудуют. КМНС и любителям нужна рыба, но без промпредприятий ,где людям работать? Никто не поймал корюшки, которой раньше было хоть завались. Проходом рыбы и экологией должна заниматься наука. Напротив, «Полянка» вовсю добывает золото, и никто не знает про её сбросы!» Тут же добавляю свои «пять копеек»: «И заездками, и плавными сетями на катерах от Иннокентьевки до лимана ловили не чужие, а низовые фирмы. Ваш РПК «Восточный» прошлой весной за мысом Нижнее Пронге поставил поперек хода корюшки двухкилометровую изгородь с несколькими ловушками. Вверх до Николаевска стояли десятки ставных неводов , в том числе от других компаний. Причем в соответствии с правилами рыболовства и с ведома отраслевой науки! Не удивительно что корюшка не дошла даже до Иннокентьевки».
Четыре кита амурского возрождения
«Хотелось бы заглянуть в завтрашний день. Каждое село вдоль Амура имеет для России стратегическое значение, как свидетельство ее живого присутствия и исконного права на приамурскую землю. До сырьевой вакханалии благополучие амурских поселков стояло на четырех китах: рыбный ресурс, животноводство с растениеводством, лесное хозяйство и социальная база» – звоню из Хабаровска знакомым рыбакам в Тыр.
Их точка зрения: «Чтобы вновь заработала эта связка, требуется целевое комплексное планирование. Для каждого поселения должен быть утвержденный и оплаченный государством проект. Сейчас сельские главы выпрашивают гранты, пытаются войти в федеральные и краевые программы. Без желаемого эффекта. Или мало денег, или чиновники выше не берут на себя ответственность».
«А что было в советское время?»
«При легендарном Алексее Чеёром за каждым селом закреплялся конкретный краевой управленец. Закрепленный товарищ отвечал за выполнение экономических и социальных задач наряду с председателями колхоза и сельсовета. Равняясь на Алексея Клементьевича, его подчиненные не вылазили в резиновых сапогах из сельской глубинки, добивались там положительных результатов. Государство само направляло деньги на сельские нужды и не нужно было ничего клянчить. Будь сейчас такое же финансирование и нормальный конкурсный фильтр, мы бы вложились в Тыре в глубокую рыбопереработку, животноводство, построил жилые дома со всеми городскими удобствами».
«То есть сначала рыба, потом социалка? Кстати, экспортные рекорды вслед за Амуром и Сахалином могут добить Камчатку с Курилами».
Рыбаки из Сусанино: «Рыбный ресурс нужно равномерно распределить по амурским районам. Вся кета –и серебрянка и зрелая–вкусная и полезная. По аукциону мы берем зрелую на Удинском рыбоводном заводе, потому что ее расхватывают на котлеты, на пироги и другие традиционные блюда. Если лосося реализовывать только в России, его хватит всем. Лососевые лимиты давать исключительно тем, кто зарегистрирован там, где ловит, реализует более половины продукции в Хабаровском крае и Дальневосточном округе. Предусмотреть также квотные бонусы за глубокую рыбопереработку, рыборазведение и аграрную деятельность».
Из Тыра: «Рыбный экспорт можно регулировать также как экспорт зерна–высокими пошлинами на сырую продукцию. В этом году Дальнем Востоке России выловили около 500 тысяч тонн лосося, а Амуре меньше шести тысяч. Если для дальневосточного экспорта это мелочь, то на Амуре одной тысячей тонн можно прокормить несколько поселений. Мы готовы при увеличении квоты вылавливать для тех местных КМНС, которые сами не ловят. Лучше легальные промысловые фирмы, чем браконьеры и лже-общины КМНС, нелегально торгующие на хабаровских улицах. Рыбный приоритет должен оставаться за КМНС и любителями, то есть всеми коренными местными жителями. И обеспечен соразмерными квотами».
Мой комментарий: «По словам главного рыбинспектора Николавского района Квацковича жители Озерпаха жаловались, что участок любительского лова возле них появился, но ловить им не дали, так как все лицензии уже проданы частному юрлицу, выигравшему этот участок по конкурсу. В краевом управлении рыбного хозяйства выяснил, что этим юрлицом является Рыболовецкая артель «Нижнее Пронге», руководитель Давидович Евгений. Но дозвониться до него пока что не смог».
Из Сусанино: «Любительские участки резонней передавать не частным предприятиям, а Главрыбводу. Еще лучше поселениям, тогда по лицензиями будут разумные цены и надлежащий контроль. Но это требует корректировки законов».
Итоги путины прошу оценить Сергея Федоровича Золотухина. Оснований для оптимизма он не увидел: «По рыбохозяйственным расчетам для ежегодного заполнения нерестилищ осенней кеты в бассейне Амура требуется около 18000 тонн рыбы. Плюс 13000 тонн, рекомендованных в этом году наукой для вылова. То есть общий запас должен был составить 31000 тонн. Теперь что имеем фактически. Общий вылов 5700 тонн при пустых нерестилищах с нулевым выловом КМНС и любителями выше села Богородское. То есть общий запас не более 7000 тонн, поэтому его нужно было весь пропустить на нерест. Вместо пропуска запас выловили на 80% и через четыре года это поколение вернется в минимальном количестве».
Следующий вопрос: «Какую роль в перелове играют заездки и сети?»
Бывший председатель рыбколхоза Михаил Милькович: «И те и другие без должного регулирования подрывают рыбный ресурс. При этом один заездок стоит несколько миллионов рублей, и его задача не пропустить ни одной рыбины, иначе он нерентабелен. Его главный минус в том, что он останавливает рыбный косяк, а в стоячем положении рыба массово гибнет или теряет способность вовремя отнереститься в родной речке, тем более при одном проходном дне в неделю. Зато даже крупные плавные сети не останавливают общего хода лосося к нересту, хотя и наносят большой ущерб косяку».
Мой комментарий: «Почему бы не попробовать одну путину ловить по всему Амуру и в его лимане только сетями со всеми необходимыми ограничениями? И посмотреть вернется ли кета в верхние нерестилища. Поскольку сети многократно дешевле заездков, рыбаки в лимане и устье от этого только выиграют. Ведь в советское время было всего три заездка: на Пуире, Нижнем Пронге и Оремифе. И сколько теперь!»
Золотухин: «Вот прогноз Хабаровского филиала ТИНРО по лососю на 2016 год. В нем рекомендовано шесть заездков в Амурском лимане, шесть в устье Амура и три ставных невода. Итого 15 стационарных орудий лова. Вместо 15 в тот год нагородили аж 95! Остается надеяться, что уважаемая рыбохозяйственная наука вместе с Росрыболовством повернутся от «знахарства» и «обслуживания частного бизнеса» к «качественному мониторингу запасов, биоценозов, экосистем» и «неистощимому природопользованию».
И от меня попутное пожелание: «А мы чем можем вместе поможем. До свиданья, до следующих путешествий и встреч!»