Едкая ирония, поощрение или эпитафия? Присуждение Нобелевской премии мира Европейскому Союзу 12 октября вызывает недоумение, когда в это же время Европейский центральный банк и Европейская комиссия в Брюсселе ведут бюджетные войны против нескольких государств, членов ЕС. Такое «благородство» так или иначе наводит на размышления о природе политической системы ЕС.
«Если бросить кристалл на землю, то он разобьется, но расколется не случайным образом, а вдоль невидимых линий, которые изначально разграничивали фрагменты кристалла, поскольку такая структура заложена в нем природой». Это заключение сделал Зигмунд Фрейд в 1930 году (1), говоря о психически больных людях. Однако его с успехом можно применить и по отношению к политическим больным, в первую очередь, к Европейскому Союзу, который уже весь покрылся трещинами.
Экономический кризис, разразившийся в 2007 году, вскрыл все противоречия, присущие европейскому организму. Так, он продемонстрировал разворот ЕС в сторону авторитарного режима, способного задавить демократические процессы под прикрытием необходимости срочного принятия экономических и финансовых решений. В течение последних четырех лет организации, не подверженные какому-либо народному контролю, такие, как Европейский центральный банк (ЕЦБ) и Европейская комиссия, при активном участии господствующих классов этих стран, диктовали свои условия народам Ирландии, Венгрии, Румынии, Греции, Италии, Испании, Португалии, Франции и других стран. Договор о стабильности, координации и управлении (ДСКУ), бюджетный контроль над государствами-членами и надзор за деятельностью банков со стороны Европейского союза только укрепляют это движение (2). Как охарактеризовать такую форму правления – управление народом без участия народа?
Чтобы понять характер нового европейского политического режима, следует вспомнить четыре основные стадии кризиса. Все началось в августе 2007 года. Когда крупнейший французский банк BNP Paribas объявил о замораживании активов трех своих инвестиционных фондов. Аргументируя это тем, что он не способен их оценить. Европейский Союз не располагает собственными финансовыми ресурсами, которые бы позволили взять под контроль ситуацию: если единая валюта привела к появлению банков, действующих по всему континенту, надзор за их деятельностью должен быть прерогативой стран-членов ЕС. ЕЦБ вбрасывает огромные суммы наличных денег, а реформа финансовой системы еще даже не перешла в стадию рассмотрения.
Банкротство четвертого в мире инвестиционного банка, Lehman Brothers, в сентябре 2008 года запускает вторую стадию кризиса, которая подводит к краю пропасти всю международную финансовую систему и вызывает внушительное ограничение кредита (credit crunch). Впервые с послевоенного времени мировая экономика погружается в состояние рецессии.
Первым делом на это реагируют Большая двадцатка и центральные банки крупнейших экономик мира: все признают необходимость временных мер антициклического регулирования. На Европейском Совете 15 и 16 октября 2008 года правительства объявляют о рекапитализации кредитных учреждений, находящихся в тяжелом положении, и обещают гарантировать банковские кредиты. Две организации на уровне Европейского союза испытывают подъем: ЕЦБ и Генеральный директорат по конкуренции (ГДК) – настоящие центры управления во время бури. Ввиду отсутствия всякой законности избирательного процесса, их позиции укрепляются обратно пропорционально уровню демократии в ЕС.
Третья фаза: конец 2009 года, Европа становится эпицентром глобального кризиса. Начинается порочный круг: рост процентных ставок по государственному долгу периферийных стран Еврозоны, широкое распространение мер жесткой экономии, близкий к нулевому или отрицательный экономический рост. В суматохе суверенные страны, использующие единую валюту, оказываются беззащитными перед спекулятивными атаками, тогда как ЕЦБ отказывается предоставлять свои гарантии.
Май 2010 года. Первый план спасения Греции делает эту страну зависимой от «тройки»: Международного валютного фонда (МВФ), Европейского центрального банка и Европейской комиссии. Процентные ставки по госдолгу Ирландии и Португалии, а затем Испании и Италии изменяются с головокружительной скоростью. Поэтому предположение о том, что Греция является особым случаем, становится несостоятельным. В это же время создается Европейский фонд финансовой стабильности (ЕФФС). Несмотря на противодействие части континентальной элиты, ЕЦБ расширяет сферу своих полномочий и начинает покупать казначейские облигации на вторичном рынке.
Эти изменения согласуются с интересами финансовой сферы. ЕФФС возглавляет Клаус Реглинг. Бывший высокопоставленный сотрудник МВФ, немецкого министерства финансов и Европейской комиссии, он провел часть своей карьеры в частном финансовом секторе, в частности в 1980-х годах он работал в Федеральной ассоциации немецких банков, в 1999-2001 руководил хеджевым фондом в Лондоне, был частным консультантом в Брюсселе.
Еще один похожий случай: Жак де Ларозьер. Бывший генеральный директор МВФ, высокопоставленный чиновник французского казначейства, позже советник Мишеля Пебро, генерального директора BNP Paribas, в феврале 2009 года он руководил группой экспертов, которая представила на рассмотрение Европейской комиссии доклад о реформе европейской финансовой архитектуры. Четверо из восьми членов этой группы связаны или были связаны с финансовыми институтами: Goldman Sachs, BNP Paribas, Citigroup и Lehman Brothers.
Четвертая фаза, которая началась в июле 2011 года, характеризуется распространением кризиса суверенного долга на ряд стран в историческом центре Евросоюза. Например, в Италии процентные ставки по долгу выросли скачкообразно по сравнению со ставками, которые выплачивает Германия. Весь континент снова оказывается в рецессии, а страны Юга погружаются в депрессию. При этом кризис становится все более политизированным. Напряженность усиливается на уровне отношений между европейскими государствами, и особенно в странах, наиболее пострадавших от экономических проблем: Испании, Италии, Португалии и Греции.
На этом этапе важнейшую роль играет Институт международных финансов (IIF). Своего рода лобби крупных мировых финансовых учреждений, эта организация оказывала максимальное давление на представителей национальных правительств и ЕС. Институт принимал непосредственное участие в переговорах по реформе Европейской финансовой архитектуры, ему удалось, например, сорвать предложение по новому налогу для банковского сектора (3).
Когда в октябре 2011 года премьер-министр Греции Георгиос Папандреу объявил о своем намерении созвать референдум по вопросу о новом плане помощи, европейские правительства сменили свой тон на угрожающий. Николя Саркози в первый раз говорит о возможности выхода Греции из зоны евро. Папандреу ушел в отставку, его во главе «правительства национального единства» сменил Лукас Пападемос, бывший руководитель центрального банка в Афинах и Франкфурте.
В Италии Сильвио Берлускони постигла та же участь. После того как в ноябре 2011 года комиссар по экономическим и валютным вопросам Олли Рен направил в Италию письмо с требованием радикальных экономических и финансовых реформ, Берлускони был вынужден уйти в отставку. Его заменил Марио Монти, трансальпийский клон Пападемоса, Ларозьера и Реглинга. Бывший комиссар ЕС по вопросам конкуренции, Марио Монти был председателем Европейского Денежного и финансового форума, научно-исследовательского центра, объединяющего финансистов, политиков и ученых, а также консультантом Goldman Sachs и Coca-Cola.
Неспособность национальных правительств справиться с кризисом привела к ускорению процесса европейской интеграции. Новый договор, который находится на стадии ратификации, заключает бюджетную политику европейских стран в более жесткие рамки, делает ее подконтрольной Комиссии и правительствам других стран. Принцип, согласно которому «суверенитет прекращается там, где прекращается платежеспособность», превращает страны, получающие помощь в рамках программы, в квази-протектораты. В Афинах, Лиссабоне и Дублине, люди в черном из «тройки» указывают, какие меры необходимо принять. Таким образом, периферийные страны Еврозоны оказываются заложниками своего рода неоколониальных отношений. Поддерживаемые новой властью во Франции, Испания и Италия вырвали на саммите ЕС в июне 2012 года неопределенное обещание, что опека может в будущем стать менее строгой. Но эти иллюзии были разрушены недавними заявлениями Марио Драги, который планирует предложить полную гарантию ЕЦБ, руководителем коего он стал в ноябре 2011 года, только в обмен на полное повиновение национальных властей предписаниям «тройки» (4).
Таким образом, с самого начала кризиса ЕС демонстрирует характеристики авторитарного режима. Избранные правительства вынуждены уйти в отставку, их заменяют технократы, не обладающие демократической легитимностью; преобладающее значение считающихся «нейтральными» учреждений, таких как ЕЦБ; снижение роли Европейского парламента, заставить признать роль которого напрасно пытается глава немецких социал-демократов Мартин Шульц (5); отмена референдумов; вторжение частного сектора в сферу выработки политических решений… Чтобы понять эту антидемократичную динамику, которую обратить вспять может только социальное движение в масштабе всего континента, небесполезно обратиться к современнику Фрейда, еще одному внимательному наблюдателю кризиса цивилизации 1930-х годов, Антонио Грамши.
По мнению итальянского ученого, во время великих кризисов капитализма, институты власти, которые зависят от всеобщего избирательного права, например, парламенты, оказываются на вторых ролях. С другой стороны, обстоятельства усиливают «относительное положение власти бюрократии (гражданской и военной), финансовой верхушки, церкви, и вообще все институтов, относительно независимых от колебаний общественного мнения (6) «. В обычное время эти органы не возражают против допуска демократических институтов к рычагам власти. Однако в кризисных ситуациях все обстоит иначе: во-первых, противоречия, присущие законным институтам в силу их избираемости, углубляются, ослабляя их способность принимать решения, которых требует ускорение темпов политической жизни. С другой стороны, общественное мнение сильно колеблется и угрожает обратиться к более радикальным решениям.
Грамши называл «цезаризмом» эту склонность демократических режимов к проявлению авторитарных тенденций во время кризиса. В XIX в. и в первой половине XX в. элементы цезаризма возникают чаще всего в армиях, в частности под руководством Наполеона Бонапарта, Отто фон Бисмарка и Бенито Муссолини, трех знаковых фигур этого явления. Термин, кстати, обязан своим названием харизматическому римскому полководцу. Цезарь, пересекая Рубикон, стер грань между военной службой и политикой. Грамши, тем не менее, предположил, что невоенные участники также могут выполнять функцию кесаря. Это церковь, финансы или государственная бюрократия. Автор «Тюремных тетрадей» отмечает, в частности, фрагментарную природу нации, рожденной итальянским Рисорджименто в XIX в.: ее формирование путем последовательного присоединения захваченных территорий происходит без реального вовлечения народных масс. Лишь государственная бюрократия обеспечивает единство, исполняя роль кесаря, без которого центробежные силы разорвали бы целостность.
Динамика, характерная для Европейского Союза в настоящее время, напоминает форму цезаризма, но не военную, а финансовую и бюрократическую. Единство Европы, политического субъекта с фрагментарным суверенитетом, гарантировано лишь брюссельской бюрократией и структурным вмешательством международных финансов в ее деятельность. И мнимые «успехи» на пути к интеграции, достигнутые в течение последних трех лет, подчеркивают эту особенность.
Этот вид цезаризма не изобретение наших дней. После Второй мировой войны некоторые недемократические институты, в числе которых конституционные суды и независимые центральные банки, становятся все более сильными в Западной Европе. Континентальные элиты того времени воодушевляет идея того, что тоталитарные режимы-близнецы: нацизм и сталинизм – продукт излишества демократии, по причине чего необходимо защищать ее от собственного неразумия (7). С момента своего создания европейский проект вписывается в эту логику дистанцирования народов. Однако резкое ускорение, начавшееся в 2009 г., усилило этот процесс. Экономический и валютный союз стал инструментом авторитарного управления порожденных кризисом экономических и социальных противоречий.
Итак, появившийся ныне выбор противопоставляет теперь не продолжение европейского строительства и возвращение к национальному уровню управления, как хотели бы нас в этом убедить господствующие и интеллектуальные европейские либеральные средства массовой информации, а два антагонистических варианта: цезаризм и демократию.
Примечания:
(1) Sigmund Freud, Nouvelles Conf?rences d’introduction a la psychanalyse, Gallimard, Paris, 1984 (1er ed.: 1933).
(2) Читать Raoul Marc Jennar, “Deux traits pour un coup d’Etat europ?en” и “Traite flou, cons?quences limpides”, Le Monde diplomatique, июнь и октябрь 2012 соответственно.
(3) Finanсial Times, Лондон, 20 июля 2011.
(4) Finanсial Times, 7 сентября 2012.
(5) Le Monde, 19 января 2012.
(6) Antonio Gramsci, Guerre de mouvements et guerre de positions, тексты «Тюремных тетрадей, избранные с комментариями Разминга Кьючейана, La Fabrique, Париж, 2012. Читать “Gramsci, une pens?e devenue monde”, Le Monde diplomatique, июль 2012.
(7) См. Jan-Werner Muller, Contesting Democracy. Political Ideas in Twentieth-Century Europe, Yale University Press, Нью-Хейвен,2011.
