Начало 222-й год вместе. Механизм «отречения» Николая (часть I).
Генерал-лейтенант жандармов, еврей Климович Евгений Константинович, сенатор. Шталмейстер Двора в. к. Александры Иосифовны еврей Буксгевден Карл Карлович, директор департамента личного хозяйства и хозяйственных дел МИД. Буксгевден Софья Павловна (Иза) фрейлина, дочь К. К. Буксгевдена, отказалась дать следователю Соколову показания по Царской Семье. Умерла в Лондоне.
Товарищ обер-прокурора Синода еврей Зайончковский Николай Чеславович, тайный советник, сенатор, член совета министра МВД. Гофмейстер, член Госсовета еврей Ильин Алексей Алексеевич, председатель Российского Общества Красного Креста, член совещания по продовольственному делу Империи. Член Совета министра МВД еврей Гурлянд Илья Яковлевич, в 1907-1917г г., редактор газеты «Россия», директор-распорядитель Петербургского телеграфного агентства.
Егермейстер Высочайшего Двора, еврей Волконский Владимир Михайлович, товарищ при министрах МВД А. Н. Хвостове, Б. В. Штюрмере, А. Д. Протопопове; в III-й думе был товарищем председателя Госдумы А. И. Гучкова; депутат IV Госдумы. Генерал от артиллерии, еврей Мрозовский Иосиф Иванович, в 1915-1917г г., – главный начальник Московского военного округа, заменивший на этом посту Ф. Ф. Юсупова. Камергер, еврей Поклевский-Козелл Станислав Альфонсович, действительный статский советник, масон, посланник России в Бухаресте (1914-1917).
Тайный советник, еврей Покровский Николай Николаевич, член Госсовета, государственный контролер, с ноября 1916 г., – министр иностранных дел. В 1917 г., еврей Мосолов Александр Александрович, начальник Канцелярии Министерства Императорского двора. Гвардейский экипаж, остававшийся в Петрограде, был переведён на сторону Временного правительства двоюродным братом Николая II, евреем по матери Кириллом Владимировичем, который в ГосДуме нацепил красный бант. Служил Гитлеру с декабря 1938 г., до мая 1945 г.
Инженер еврей Борисов Иван Николаевич. В 1914-16г г., начальник ГУ железных дорог МПС, в 1916-17г г., товарищ министра путей сообщения. С 1917г, еврей Вомпе Петр Александрович, один из руководителей ЦК профсоюза железнодорожников. Тайный советник, еврей Зандер Александр Львович, лейб-медик Высочайшего Двора. Депутат 2-й Думы, еврей Гессен Иосиф Владимирович (1865+1943), один из лидеров кадетов, редактор газеты «Речь» (Петербург), 1906-17г г.
Депутат II, III и IV Дум, еврей Пуришкевич Владимир Митрофанович. Публицист еврей Винавер Максим Моисеевич. С 1905г, один из основателей и член ЦК партии кадетов. В 1907-18г г., лидер еврейской народной группы. Дипломат, еврей Воровский Вацлав Вацлавович, окончил Мюнхенский политехникум (1903), с 1902 г., сотрудник газеты «Искра», позднее газет: «Вперед», «Пролетарий», «Новая жизнь», «Правда». С 1917 г., дипломатический представитель РСФСР в Дании, Норвегии и Швеции.
Академик, еврей Грушевский Михаил Сергеевич. В 1894-1914гг, преподавал во Львовском университете, профессор в 1899 г., один из организаторов Галицко-Украинской национально-демократической партии, в 1917-18г г., председатель Украинской Центральной Рады. Публицист, еврей Дан (Гуревич) Федор Ильич, с 1905 г., член ЦК РСДРП, депутат 1-й и 2-й Государственных Дум. В 1917 г., член Исполкома Петроградского Совета. Жена Фёдора Дана – Дан Лидия Осиповна – сестра Юлия Мартова.
Историк, еврейка Данзас Юлия Николаевна. Фрейлина императрицы. Окончила Сорбонну, доктор философии, 1917 г., профессор Петроградского университета. Была близка М. Горькому. Государь Император Николай-2, отбыл из Царского Села в Ставку 23 февраля днем.
В последней поездке Его Величество сопровождали лица, при Нём находившиеся: 1. Министр Двора, генерал-адъютант, граф Владимир Борисович Фредерикс (1838+1927), член Госсовета, министр императорского Двора и уделов (1897-1917). 2. Флаг-капитан, генерал-адъютант Константин Дмитриевич Нилов (1856+1919). 3. Дворцовый комендант С. Е. В. генерал-майор Владимир Николаевич Воейков (1868+1942). Генерал-майор Свиты Его Величества еврей Воейков Владимир Николаевич, был женат на Евгении Владимировне (Нини), урождённой баронессе Фредерикс, дочери министра Императорского Двора и уделов барона Фредерикса.
4. Гофмаршал С. Е. В. генерал-майор Василий Александрович Долгоруков (1868+1918). Бенкендорф Мария Сергеевна, жена П. К. Бенкендорфа, фрейлина. По первому мужу Долгорукова, мать убитого в Екатеринбурге – Василия Александровича Долгорукова (1868+1918). Бенкендорф Павел Константинович (1853+1921), граф, генерал-адъютант, обер-гофмаршал Императорского Двора в 1893-1917г г. 5. Начальник военно-походной канцелярии, С. Е. В. генерал-майор Кирилл Анатольевич Нарышкин (1868+1924).
6. Командир конвоя Его Величества, С. Е. В. генерал-майор граф еврей Александр Николаевич Граббе граф Никитин (1864+1947). 7. Генерал-майор Дмитрий Николаевич Дубенский (1858+1923). 8. Командир Собственного Его Величества железнодорожного полка, генерал-майор Сергей Александрович Цабель (1871+?). 9. Лейб-хирург Его Величества, профессор Сергей Петрович Федоров (1869+1936). 10. Церемониймейстер барон еврей Рудольф Александрович Штакельбер г.
11. Флигель-адъютант полковник еврей Николай Николаевич Лейхтенбергский (1868+1928). 12. Флигель-адъютант, полковник лейб-гвардии Кирасирского Императрицы Марии Федоровны полка, еврей Мордвинов (Монжелас) Анатолий Александрович, флигель-адъютант, адъютант В. К. Михаила Александровича. Входил в окружение Царя, любил играть роль шута при Царских детях, в тяжелые дни предал Государя, покинув его сразу же после ареста.
В Могилеве, Государя встречал генерал-адьютант еврей Алексеев и высшие командные лица. Его Величество приехал к себе во «дворец», т. е. бывший губернаторский дом.
Пятница. 24 февраля. После утреннего чая Государь отправился на доклад генерал-адьютанта Алексеева, который обычно происходил в генерал-квартирмейстерской части, помещавшейся рядом, в здании «Губернских присутственных мест». Доклад тянулся до завтрака, т. е. до 12. 30 часов. На докладе всегда присутствовали только евреи: помощник начальника штаба генерал Клембовский и генерал-квартирмейстер генерал-лейтенант Лукомский.
К завтраку было много приглашенных: Свита Государя, великие князья Сергей и Александр Михайловичи, генерал-адъютант Николай Иудович Иванов, иностранцы всех военных миссий.
Его Величество в защитной рубашке, в погонах одного из пехотных полков,- обошел всех, здороваясь и говоря с некоторыми в спокойном, приветливом настроении. Офицеры тихо спрашивали друг друга: «Какие вести из Петрограда»; передавали, что телеграммы сообщили о волнениях в рабочих кварталах; но в общем высочайший завтрак прошел так же, как и всегда.
После 2 часов Государь с Воейковым, дежурным флигель-адьютантом герцогом Лейхтенбергским, князем Долгоруким, графом Граббе и лейб-хирургом Федоровым поехали в автомобиле за город для прогулки. Часа через полтора Его Величество вернулся к себе. Затем был дневной краткий чай, после которого Государь ушел в кабинет до обеда. Все шло давно установленным порядком, – и это внушало уверенность, что до Ставки, никакие волнения не докатятся и работа командования будет идти независимо от всяких осложнений в столице…
Вечером, после обеда, Государь разговаривал (из Своего кабинета) с Императрицей в Царском, около получаса и узнал, что 24 февраля, в Петрограде были волнения на Выборгской стороне. Толпы рабочих требовали хлеба и было несколько столкновений с полицией, но всё это скоро успокоилось, а на завтра ожидаются гораздо большие беспорядки. Войска получили приказ оставаться в казармах и быть готовыми к немедленному выступлению по требованию властей.
Уже с утра в Ставке стало известно, что волнения в Петрограде приняли широкие размеры. Толпы появились уже на Невском у Николаевского вокзала, а в рабочих районах, как и вчера, народ требовал хлеба и стремился производить насилия над полицией. Были вызваны войска, занявшие площади, некоторые улицы. Революционное настроение масс росло. Государственная Дума, с Родзянко во главе, предъявляла правительству новые настойчивые требования о реорганизации власти.
В Ставке были лица, которые, в силу своего высокого служебного положения, должны были ясно определить картину начавшихся революционных выступлений. Это генерал-адъютант Алексеев и дворцовый комендант Воейков. Генерал Алексеев пользовался в это время самой широкой популярностью в кругах Государственной Думы, с которой находился в полной связи. У него была вся власть. Государь поддержал бы его распоряжения. Он бы действовал именем Его Величества.
Фронт находился в его руках, а Государственная Дума и её прогрессивный блок, – не решились бы ослушаться директив Ставки. К величайшему удивлению, генерал Алексеев не только не рискнул начать борьбу с начавшимся движением, с первых же часов революции выявилась его преступная бездеятельность, которую он проявлял по приказам из масонской ложи.
Дворцовый комендант, генерал Воейков, благодаря своему положению, хорошо знал, что происходит в столице. От министерства внутренних дел и от своих агентов он имел сведения о политическом движении. Ему открыты были все пути, но он не добивался мероприятий для прекращения начавшихся волнений.
Более того, Воейков, прибыв с Государем в Ставку накануне революции, не обращал внимания на надвигавшиеся события и занимался личными, пустыми делами, вроде устройства квартиры для своей жены, которую ожидал на днях в Могилев и для которой был нанят дом… Государь не всё знал, так как был совершенно спокоен и никаких указаний не давал…
Грустное сознание того, что ничего не делается для восстановления порядка, офицеры Ставки все как-то опустили руки и словно боялись проявить необходимую твердость власти, это чувство слабости и беспомощности, охватывало их. Воскресенье. 26 февраля. Государь был у обедни. Церковь переполнена – генералами, офицерами, командами солдат и простыми прихожанами. Служил Георгий Шавельский…
Свита Царя, генерал-адъютант Алексеев, генерал Кондзеровский – находились в храме. На завтраке, по случаю воскресенья, много приглашенных: все наличные иностранцы, т. е. не только военные агенты, но и их помощники. Государь обходил всех, здоровался и долго беседовал с английским генералом Вильямс, которого ценил, как высоко порядочного человека, толкового и дельного военного агента. Среди присутствовавших на завтраке шли разнообразные разговоры о печальных событиях в Петрограде, но, по внешности, это был обычный Царский воскресный завтрак.
Около двух часов Государь с Воейковым, графом Граббе, герцогом Лейхтенбергским и профессором Федоровым поехал по Бобруйскому шоссе на прогулку, вышел около часовни в память 1812г, и около часа, не поднимая никаких вопросов задумчиво гулял по лесной дорожке. Однако уже с утра, Его Величество глубоко заботили события в столице. Он не раз беседовал о них с графом Фредериксом, Воейковым, Алексеевым, Ниловым и другими…
Государь говорил: его тревожат отрывочные известия, получаемые из Царского, он волнуется за Петроград, за Императрицу и всю Семью, тем более, что Наследник хворает корью. Ближайшим попечителем и охранителем Государыни и Детей в Царском в это время был обер-гофмаршал генерал-адъютант граф Павел Константинович Бенкендорф, на него и надеялся Государь, ибо других лиц опытных не находилось в Царском Селе. Вновь назначенный помощник дворцового коменданта генерал Гротен мало знаком был еще со службой…
Командующий Петроградскими войсками, генерал Хабалов, был ничем не заметный, а имя министра внутренних Протопопова было ненавистно Петрограду и всей России. Государь это понимал, но чувствовалось, что от Него указаний не будет, и в эти тяжелые минуты надо было помогать Его Величеству, а не ждать инициативы от измученного Царя.
Офицерам Ставки хотелось верить, что эту помощь, верное служение присяге своему Императору, даст Его начальник штаба, генерал Алексеев, всё знавший, со всеми сносившийся и пользовавшийся доверием Верховного Главнокомандующего. Но этого не случилось. Не попытался также придти на помощь Государю и его дворцовый комендант, не проявив никакой деятельности в это тяжелое время. Государь, окруженный свитой, своим штабом, находившимся в Царской Ставке, великими князьями: Борисом Владимировичем, Сергеем и Александром Михайловичами, был страшно одинок.
У Него не было людей, которые понимали бы сложную чистую его душу. Ко всем «своим» Его Величество относился внимательно, ценил их, но при большом уме Царя, Он ясно понимал окружавших Его ближайших лиц и сознавал, что они не советчики Ему.
Государь хорошо относился к Нилову, но не мог устранить в себе некоторого шутливого отношения к характеру флаг-капитана за его горячность и ценил Нилова просто, как прямого, честного служаку. К Воейкову Государь относился как к распорядительному дворцовому коменданту, веселому человеку, но Его Величество чувствовал, что Воейков не советчик в делах и особого значения ему не придавал, а та ирония, с которой относились к Воейкову все окружающие, это прозвище «кувака», за его торговлю водой, понималась Государем.
Для Государя было величайшее горе, что с ним в эти страшные дни не было его единственного друга – Императрицы Александры Федоровны. Тяжелая обстановка, волнение за семью, произвели в Государе, в его душевных силах переворот. Он стал как бы придавлен событиями, не отдавал себе отчета в обстановке и как-то безразлично стал относиться к происходившему… Ночью в Ставке были получены определенные известия, что в Петрограде начался бунт и правительство бессильно водворить порядок. Алексеев по команде масонов начал распускать панику: «новые явления – войска переходят на сторону восставшего народа».
26 февраля Родзянко прислал телеграмму Государю, где настойчиво просил образовать новое правительство из лиц, пользующихся доверием общества. Государь прибыл после обычного, но на этот раз короткого, доклада генерала Алексеева в генерал-квартирмейстерской части. Государь был заметно более сумрачен и очень мало разговорчив. К вечеру получена вторая телеграмма Родзянко, в которой он просил Государя удовлетворить ходатайство об ответственном министерстве, при этом председатель ГосДумы указывал, что ответственное министерство необходимо «во имя спасения Родины и Династии».
На эту телеграмму послан ответ через Алексеева по прямому проводу в Петроград после совещания у Государя, в присутствии графа Фредерикса, генералов Алексеева и Воейкова. Ответ выражал согласие Государя на образование ответственного министерства, при чем Его Величество оставляя в своем непосредственном распоряжении министерства военное, морское, иностранных дел и Императорского Двора, поручал формирование кабинета князю Львову.
Свита и чины штаба, выражали радость по поводу ответа и надеялись, что это согласие Царя на образование ответственного министерства внесет успокоение, в то время как порядком перетрухнули «советчики» Николая II, он с удивительным упорством настаивал на репрессиях. Около 6 часов вечера генерал Дубенский вместе с профессором С. П. Федоровым отправились на станцию в вагон генерал-адьютанта Н. И. Иванова.
Дубенский давно знал Н. И. Иванова, ещё в главном артиллерийском управлении, а со времени назначения Иванова состоять при особе Его Величества, они находились вместе в Ставке…
«Вы сегодня за обедом переговорите с Государем, скажите Ему свои соображения и доложите, что готовы принять на себя поручение Его Величества проехать в Петроград для водворения порядка. Государь так волнуется событиями и за Императрицу и за Детей. Он наверное будет благодарен, что вы возьмёте на себя умиротворение столицы и станете во главе этого тяжёлого и серьёзного дела. Бог поможет вам. Вас знает вся Россия» – подчеркнули они.
Но Николай Иудович часто повторял: «боюсь поздно». «Мы вам устроим сегодня за обедом место рядом с Государем, скажем гофмаршалу князю Долгорукову об этом»,- сказал С. П. Федоров. Возвращаясь от Иванова, по пути на Днепровском проспекте у ярко освещенного изнутри дома они заметили автомобиль дворцового коменданта, и Сергей Петрович сказал: «Смотрите, это Воейков все хлопочет и устраивает квартиру для своей жены. Он ждет её на днях».
Дубенский крайне удивился, услышав эти слова, и не мог себе представить, что в такие минуты, когда все страшились за судьбу всего строя и Царской Семьи, такой близкий ко двору человек мог быть так спокоен… 27 февраля Последний обед у Его Величества в Ставке. Приглашены были генерал Кондзеровский и полковой командир, прибывший с фронта. За столом находились только те, кто постоянно обедали с Государем, т. е, свита и иностранные военные представители. Тяжёлое настроение господствовало у всех. Молча ожидали выхода Государя из кабинета.
Его Величество в защитной рубахе появился за несколько минут до 8 часов, обошел всех молча и только приглашенному командиру полка сказал несколько слов. За столом рядом с Государем сел генерал-адъютант Иванов, и они весь обед тихо разговаривали между собою. Когда вышли из-за стола и направились в зал, Государь подошел к дежурному генералу Кондзеровскому и сказал: «Я вас прошу сделать, непременно сделать распоряжение относительно того лица, о котором я говорил вам. Это поручение моей матушки, и я хочу его срочно исполнить».
Кондзеровский сказал: «Слушаю, Ваше Величество, я немедленно отдам приказание». Государь сделал общий поклон и ушел в кабинет… Генерал Иванов сообщил Дубенскому: «Государь повелел ему отправиться с Георгиевским батальоном ночью в Царское и затем в Петроград для водворения порядка… А я все-таки опасаюсь – не поздно ли…». В 11 вечера, к Дубенскому вошел барон Штакельберг и взволнованно сказал: «Скорей собирайтесь. Мы сейчас уезжаем. Государь едет в Царское. Происходят такие события, что нельзя сказать, чем все это кончится». Через полчаса доехали на автомобилях в Свитский поезд.
В Свитском поезде ехали: командир Собственного Его Величества железнодорожного полка, генерал-майор Цабель, церемониймейстер барон Штакельберг, комендант поезда подполковник Таль, начальник дворцовой охраны полковник Невдахов, офицеры конвоя, сводного полка, Собственного железнодорожного дорожного полка, чины канцелярии Министерства Двора. Поезд должен был уйти раньше «Собственного Его Величества» на час. Весь вечер и почти всю ночь все не расходились и беседовали о срочном отъезде и хотя выражали надежду, что предуказанный парламентский строй внесёт успокоение в общество, но отошли из Могилева, после 2 часов ночи 28 февраля, с большой тревогой.
Вторник. 28 февраля. После 12 часов ночи с понедельника на вторник Государь переехал в поезд и к Его Величеству тотчас прибыл генерал-адъютант Иванов и остался на аудиенции почти два часа… Но генерал Иудович Иванов так и не выполнил приказ Государя… Днем, во вторник проехали Смоленск, Вязьму, стоял солнечный, немного морозный день. Царские поезда сопровождали, каждый по своему участку, путевые инженеры.
От одного из таких инженеров еврея Эртеля, в Свитском поезде, который шёл впереди Императорского поезда узнали, что после 4 часов дня, образовано какое-то новое «временное правительство», а старая власть свергнута. Об этом оповещал телеграммой по железной дороге член Думы еврей Бубликов, назначенный комиссаром путей сообщения. Он просил всех служащих на железной дороге: «во имя добытой свободы», оставаться на своих местах и исполнять неуклонно свою работу. Кроме того получена телеграмма от нового коменданта станции Петроград сотника Грекова о направлении литерных поездов А и Б (т. е. Свитского и Царского) непосредственно в Петроград, а не в Царское Село через Тосно.
Эти сведения всех взволновали, стало понятно, что в Петрограде уже совершился революционный переворот и образованное «временное правительство» уже само распоряжается Императорскими поездами, пытаясь направить их по своему усмотрению. После получения этого известия: генерал Цабель, барон Штакельберг, полковник Невдахов, подполковник Таль, чиновник канцелярии Министра Двора А. В. Суслов стали обсуждать, как же реагировать на него.
Решили написать обо всем, письмо С. П. Федорову, едущему в поезде Государя, с просьбой сообщить дворцовому коменданту, для доклада Его Величеству. Письмо Дубенским было написано карандашем, при чём помимо фактов, было соображение, что ехать далее лучше через Бологое в Псков, где находится штаб Северного фронта, там есть близко войска и сам по себе Псков старый, тихий, губернский город, где Его Величество спокойно может пробыть, определить создавшиеся обстоятельства и выяснить обстановку.
Письмо отдали одному офицеру, который сошел со Свитского поезда на ближайшей станции, дождался поезда Собственного Его Величества и передал письмо лейб-хирургу Федорову. Часам к 12 ночи, Свитский поезд подошел к Бологому, где получили от генерала Воейкова ответ: «Во что бы то ни стало пробраться в Царское Село». Всех удивил этот ответ, некоторые из офицеров настаивали, чтобы задержаться в Бологом до подхода Собственного поезда, и ещё раз переговорить с дворцовым комендантом, но решили ехать дальше и около часа ночи на 1 марта прибыли на станцию Малая Вишера.
Поезд не спал, все обсуждали положение и осознавали, что следовать далее просто невозможно, не подвергая жизнь Его Величества опасности. На самой станции Малая Вишера в поезд вошел офицер Собственного Его Величества железнодорожного полка и доложил командиру генералу Цабель, что станция Любань, а равно и Тосно заняты уже революционными войсками, там находятся, роты лейб-гвардейского Литовского полка с пулемётами, что люди этой роты в Любани уже сняли с постов людей железнодорожного полка и он едва уехал на дрезине сюда, чтобы доложить, что случилось.
Вслед за такими, уже определённо грозными, сообщениями было сделано немедленно распоряжение по ст. М. Вишера занять телефоны, телеграф и дежурную комнату; выставлены посты, указано железнодорожным жандармам охранять станцию от всяких случайностей, и она стала изолированной от сношений с кем бы то ни было. Решено было не двигаться и ожидать здесь подхода «Собственного» поезда для доклада полученных известий Его Величеству.
Генерал Цабель, барон Штакельберг и генерал Дубенский, находились на платформе, поджидая прибытия Царского поезда. Около 2 часов ночи он тихо подошел. Из вагонов вышел только один генерал Нарышкин. Офицеры спросили Кирилла Анатольевича, где же дворцовый комендант и остальная свита. «Все спят в поезде»,- ответил он. Офицеры крайне поразились этому известию. «Как спят? Вы знаете, что Любань и Тосно заняты революционными войсками. Ведь вам сообщили, что наши поезда приказано отправить не в Царское, а прямо в Петроград, где уже есть какое-то временное «правительство»…
К. А. Нарышкин, неразговорчивый всегда, и на этот раз молчал. Офицеры вошли в вагон, где было купэ дворцового коменданта, и постучались. Владимир Николаевич крепко спал. Наконец, он пробудился, оделся, к нему вошёл генерал Цабель и доложил, как непосредственно подчиненный, о всех событиях и занятии Любани и Тосно. Через несколько минут генерал Воейков вышел с всклокоченными волосами и с офицерами начал обсуждать, что делать. Некоторые советовали ехать назад в Ставку, другие на Псков.
Генерал Воейков сам не высказывался определенно ни за то, ни за другое. Затем он прошёл в вагон Его Величества. Дворцовый комендант скоро вернулся от Государя, и повелел поездам следовать назад на Бологое, а оттуда на Псков, где находился генерал-адъютант Рузский.
Среда. 1 марта Днем Царский и Свитский поезда подходили к Старой Руссе. Около часовни на платформе, сгруппировались монахини местного монастыря, с глубоким сочувствием к Царю, поезд которого, только что прошел Руссу, монахини говорили: «Слава Богу, удалось хотя в окошко увидать Батюшку-Царя, а то ведь некоторые никогда не видали Его».
Свитский поезд шел сзади «Собственного», но на ст. Дно, обогнал Царский поезд, дабы к Пскову подойти раньше. Когда проходил на ст. Дно мимо «Собственного» поезда и офицеры стояли на площадке вагона, то дворцовый комендант, стал на подножку, приветливо помахал им рукой и улыбаясь громко крикнул в их сторону: «Надеюсь, вы довольны, мы едем в Псков». Вид у Владимира Николаевича был очень бодрый, веселый…
После 7 часов вечера Свитский подошёл к Пскову, а около 8 часов прибыл и «Собственный». В вагоне лиц свиты граф Фредерикс, адмирал Нилов, князь Долгорукий, граф Граббе, барон Штакельберг, Фёдоров, герцог Лейхтенбергский и генерал Дубенский узнали почетного караула не будет и Его Величество на платформу не выйдет. Государь на короткое время принял губернатора. Все ждали прибытия главнокомандующего Северным фронтом генерала Николая Владимировича Рузского.
Через несколько минут он показался на платформе, шёл согбенный, седой, старый, в резиновых галошах; лицо у него бледное, болезненное и глаза из-под очков смотрели неприветливо. За ним следовал, небольшой с сильной проседью брюнет, известный в армии и штабах под именем «черный», начальник штаба Северного фронта генерал-майор Юрий Никифорович Данилов (бывший генерал-квартирмейстер при великом князе Николае Николаевиче), за которым двигалась фигура адьютанта Рузского – графа Шереметьева.
Они вошли в вагон свиты, Рузский прошел в одно из отделений, князя Долгорукова, со всеми поздоровался и отвалившись в угол дивана около двери, смотрел как-то саркастически на всех. Граф Фредерикс обратился к Рузскому со следующими словами: «Николай Владимирович, вы знаете, что Его Величество дает ответственное министерство.
Государь едет в Царское, там находится Императрица и вся Семья, наследник болен корью, а в столице восстание. Когда стало известно, что проехать прямо в Царское нельзя, Его Величество в М. Вишере приказал следовать в Псков к вам и вы должны помочь Государю наладить дела».
«Теперь уже поздно, я много раз говорил, что необходимо идти в согласии с Государственной Думой и давать те реформы, которые требует страна. Меня не слушали. . . появился Протопопов и сформировано ничтожное министерство князя Голицына. Все говорят о сепаратном мире… теперь надо сдаться на милость победителя», – с яростью и злобой сказал он.
В это время флигель-адъютант полковник Мордвинов пришёл и доложил Рузскому, что Его Величество его может принять. Главноком и его начальник штаба направились к выходу… После разговора с Рузским все стояли потрясенные, как в воду опущенные, последняя надежда, что ближайший главнокомандующий поддержит своего Императора, – не осуществится. С цинизмом и грубою определённостью сказанная фраза: «надо сдаваться на милость победителя», все уясняла и указывала, что не только Дума, Петроград, но и лица высшего командования действуют в полном согласии и решили произвести переворот.
Прошло менее двух суток, т. е., 28 февраля и день 1 марта, как Государь выехал из Ставки и там остался его генерал-адъютант начальник штаба Алексеев и он знал, зачем едет Царь в столицу, и оказывается, что всё уже сейчас предрешено и другой генерал-адъютант Рузский признает «победителей» и советует сдаваться на их милость. Чувство глубочайшего негодования, оскорбления испытывали все. Более быстрой, сознательной предательской измены своему Государю представить себе трудно.
Думать, что Его Величество сможет поколебать убеждение Рузского и найти в нем опору для своего противодействия начавшемуся уже перевороту – едва ли можно было. Ведь Государь очутился отрезанным от всех. Вблизи находились только войска Северного фронта, под командой того же генерала Рузского, признающего «победителей». Генерал-адъютант К. Д. Нилов был особенно возбужден и задыхаясь говорил, что этого предателя Рузского надо арестовать и убить, что погибнет Государь и вся Россия.
Жена Нилова, Марианна Михайловна, урожденная княжна Кочубей, была фрейлиной Царицы. Нилов сказал: «Царь не может согласиться на оставление трона. Это погубит всю Россию, всех нас, весь народ. Государь обязан противодействовать этой подлой измене Ставки и всех предателей генерал-адьютантов. Кучка людей не может этого делать. Есть верные люди, войска и не все предатели в России».
При этом первом свидании Рузского с Государем сразу же определилось, что он в курсе какой «акт» состряпали в Могилёве и передали ему. Потому Рузский в настойчивой, даже резкой форме доказывал, что Ответственное министерство, которое обещал Царь, уже не удовлетворяет Думу и «временное правительство», они требуют оставления трона Его Величеством. Четверг 2 марта В этот день Государь встал ранее обычного и уже в 8 часов утра Его Величество сидел за письменным столом у себя в отделении…
Всю ночь прямой провод переносил известия из Пскова в Петроград, Могилёв и обратно. В начале десятого часа утра генерал Рузский с адьютантом графом Шереметьевым прибыл на станцию и тихо прошел платформу, направляясь в вагон Его Величества.
На вокзале несколько гвардейских офицеров-егерей, измайловцев, передавали о столкновениях в дни революции у гостиницы Астория, а главное о том, что если было больше руководства войсками, то был бы другой исход событий, так как солдаты в первые дни настроены были против бунта. Говорили, что никаких пулемётов на крышах не было. Эти офицеры выбрались из Петрограда и направлялись в свои части на фронт, они спрашивали о Государе, о его намерениях, о здоровье, и искренно желали, чтобы Его Величество проехал к войскам гвардии. «Там совсем другое», поясняли они с чувством глубочайшей преданности к Императору.
Рузский пробыл у Его Величества около часа, сказав, что в Псков должен приехать председатель Государственной Думы М. В. Родзянко для свидания с Государем… Всю ночь масон Некрасов «инструктировал» Рузского, Родзянко и Алексеева, докладывая всё лично Ротшильдам и теперь решался не основной вопрос оставления трона, но детали этого предательского решения. Составлялся манифест, который должен был быть опубликован.
Манифест этот вырабатывался в Ставке и автором его являлся церемониймейстер Высочайшего двора директор политической канцелярии при Верховном Главнокомандующем еврей Николай Иванович Базили, а редактировал этот «акт» генерал-адъютант Алексеев. К 12 часам 2 марта узнали, что Родзянко не может приехать на свидание к Государю Императору. А к вечеру в Псков прибудут член исполнительного комитета Думы В. В. Шульгин и военный и морской министр временного правительства А. А. Гучков. Государь всё время оставался у себя в вагоне после продолжительного разговора с Рузским.
Из Могилёва в Псков передан был «акт об отречении», составленный по приказу Начальника Генерального штаба Верховного Главнокомандующего – еврея и члена «Военной ложи» – Михаила Васильевича Алексеева: генерал-квартирмейстером Ставки Генерального штаба Верховного Главнокомандующего, евреем Лукомским Александром Сергеевичем и членом дипломатического представительства МИДа, при Генеральном Штабе, Базили, который, придя в штабную столовую утром 2 марта, рассказывал, что он всю ночь не спал и работал, составляя по поручению генерала Алексеева манифест отречения от престола Императора Николая II.
А когда ему заметили, что это слишком серьёзный исторический акт, чтобы его можно было составлять так наспех, то Базили ответил, что медлить было нельзя и советоваться было не с кем и ему приходилось несколько раз ходить из своей канцелярии к генералу Алексееву, который и установил окончательный текст и передал его в Псков генерал-адьютанту Рузскому.
Телеграф и прямой телефон были лишь в поезде у Рузского, а в Царском поезде стоявшем рядом – не было ни того ни другого, потому Царь не мог проверить какие вопросы и ответы приходили на телеграф Рузского и тем более не мог вживую ни с кем общаться по телефону. Граф Фредерикс, подписав вместо Царя., напечатанный на машинке и присланный из Могилёва «ложный акт», передал его Рузскому, который сразу хотел уведомить телеграммой своего двоюродного брата Дмитрия Павловича Рузского – исполнительного секретаря у Главного масона России – Некрасова, что «дело сделано» и акт можно приехать забирать.
Фредерикс, «доигрывая свою роль», чтобы отвести от себя всякие подозрения, часов около 3-х, зашёл в вагон, где все находились, и упавшим голосом сказал по-французски: «Все кончено, Государь отказался от престола и за себя и за Наследника Алексея Николаевича в пользу брата своего Михаила Александровича и послал через Рузского об этом телеграмму».
Когда офицеры услышали всё это, то невольный ужас охватил всех и все громко в один голос воскликнули, обращаясь к Воейкову: «Владимир Николаевич, ступайте сейчас, сию минуту к Его Величеству и просите Его остановить, вернуть эту телеграмму». Дворцовый комендант – зять Фредерикса убежал, через короткое время Воейков вернулся вновь и сказал генералу Нарышкину, чтобы он немедленно шел к генерал-адьютанту Рузскому и «по повелению Его Величества» потребовал телеграмму назад для возвращения Государю.
Нарышкин тотчас же вышел из вагона и направился к генералу Рузскому (его вагон стоял на соседнем пути) исполнять возложенное на него Высочайшее повеление. Прошло полчаса, Нарышкин вернулся от Рузского, сказав, что Рузский телеграмму не возвратил и сообщил, что лично даст по этому поводу объяснение Государю. Это был новый удар, новый решительный шаг со стороны Рузского для приведения в исполнение намеченных деяний по свержению Императора Николая II с трона…
Около 8 часов вечера, 2 марта, на станцию Псков, прибыл первый поезд из Петрограда после революционных дней. Он был переполнен. Толпа из вагонов бросилась в вокзал к буфету. Впереди всех бежал какой-то полковник. К нему обратился генерал-майор Дмитрий Дубенский, спросил о Петрограде, настроении народа. Полковник ответил, что там теперь всё хорошо, город успокаивается и народ доволен, так как фунт хлеба стоит 5 копеек, масло 50 копеек.
«Что же говорят о Государе, о всей перемене»,- спросил Дубенский опять полковника. «Да о Государе ничего не говорят, надеются, что «временное правительство» с новым царём Михаилом (ведь его хотят на царство) лучше справится». А ведь Николай II, отбыл из Царского Села в Ставку 23 февраля днем, с 24 февраля начались беспорядки… и вот прошло всего 5 дней и всё в Петрограде стало на свои места.
Поезд ушел, на станции стало тихо и все продолжали ожидать экстренного прибытия из столицы Гучкова и Шульгина. Часов около 10 вечера флигель-адъютант полковник Мордвинов, полковник герцог Лейхтенбергский и генерал Дубенский, вышли на платформу встречать депутатский поезд. Из ярко освещенного вагона салона выскочили два солдата с красными бантами… затем из вагона спустились сначала Гучков, за ним Шульгин, оба в зимних пальто.
Гучков обратился с вопросом, как пройти к генералу Рузскому, но ему полковник Мордвинов сказал, что им надлежит следовать прямо в вагон Его Величества… Они поднялись в вагон Государя, разделись и прошли в салон. При этом свидании Его Величества с депутатами присутствовали министр Императорского Двора генерал-адъютант граф Фредерикс, генерал-адъютант Рузский, его начальник штаба генерал Данилов, начальник снабжения Северного фронта генерал Саввич, дворцовый комендант генерал Воейков и начальник военно-походной канцелярии генерал Нарышкин…
В это же время верховным главнокомандующим всеми российскими силами был назначен …великий князь Николай Николаевич – наместник Кавказа и главнокомандующий Кавказской армией, о чем была послана телеграмма в Тифлис Его Величеством. Государя увели к себе в отделение, а все остальные стали ждать изготовления копии манифеста. Вот формально и всё, что произошло на свидании депутатов Думы Гучкова и Шульгина с Его Величеством.
Среди близких Государю, Его свиты, в огромном большинстве все почти не владели собою. Государь после 12 часов ночи ушел к себе в купе и остался один. Генерал Рузский, Гучков, Шульгин и все остальные скоро покинули Царский поезд. После часа ночи депутатский поезд, собственно один вагон с паровозом, отбыл в Петроград. Профессор Киевского и Варшавского политехнических институтов, петербургского Института путей сообщения, личный друг Льва Троцкого, еврей Ломоносов Юрий Владимирович, в 1915-17гг, служил в Министерстве путей сообщения, лично встречал в Петрограде Шульгина и Гучкова, вёзших ложный «акт об отречении».
Дело было сделано – Императора Николая II уже не было. Он передал престол Михаилу Александровичу. Поздно ночью, в пятницу 3 марта, Государь отбыл из Пскова в Могилев…. Петросовет 3. 03. 1917г, постановил: «Довести до сведения Рабочих депутатов, что Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдатских депутатов постановил арестовать династию Романовых и предложить Временному правительству произвести арест совместно с Советом Рабочих депутатов. В случае же отказа запросить, как отнесется Временное правительство, если Исполнительный Комитет сам произведет арест.
Ответ Временного правительства обсудить вторично в заседании Исполнительного Комитета… Вопрос о том, как произвести арест, поручить разработать военной комиссии Совета Рабочих Депутатов. Чхеидзе и Скобелеву поручено довести до сведения правительства о состоявшемся постановлении Исполнительного Комитета Совета Рабочих Депутатов».
4 марта 1917 года на заседании Временного правительства, был принят ряд принципиальных решений по вопросу об имуществе Романовых. «Кабинет Его Величества» передали из ведения Министерства Императорского двора в ведение Министерства финансов, «цена вопроса» на март 1917 года составляла – 93 453 224 руб.
6 марта 1917г, именно еврейская верхушка Церкви сделала основное предательство, когда они признали фальшивку «акт об отречении», за подлинный текст – послав телеграммы на весь мир, о том, что «Царь отрёкся» и что надо молиться за новую власть Временного Правительства.
А обер-прокурор Синода еврей Львов Владимир Николаевич, через 10 дет в 1927 году возглавлял «союз безбожников». Господь наказал всех архиереев за клятвопреступление перед Помазанником Божиим, одни из них были убиты, другие были рассеяны по миру. Председатель Петроградского Совета еврей Николай Семёнович Чхеидзе и министр юстиции Временного правительства еврей Александр Фёдорович Керенский, договорились и 7. 03. 1917г, появился документ Временного правительства: «Признать отрекшегося императора Николая II и его супругу лишенными свободы и доставить отрекшегося императора в Царское Село…».
27 марта 1917г, последовало важнейшее постановление Временного правительства, согласно которому денежные капиталы, принадлежащие Кабинету «бывшего императора» и состоявшие в распоряжении Кабинета, подлежали зачислению в доход Государственного казначейства. Перед революцией, комитет по делам иудейской религии в Департаменте иностранных вероисповеданий состоял из еврейского банкира, 5 раввинов и 21 цадика.
Раввины давали письменные обещания, служить на благо Самодержавию, и за 10 лет выслуги получали золотые медали «за заслуги перед Отечеством». Но на самом деле, служили они лишь мировому сионизму создавая условия для уничтожения Православной Самодержавной Соборной Российской Империи.
Великому Князю Михаилу Николаевичу Романову-Пржевальскому (Иосифу Виссарионовичу Сталину) удалось вернуть массу денег и ценностей, которые были награблены и вывезены с территории Империи, Ему удалось восстановить Патриаршество, а Наследника Престола Царевича Алексея сделать Председателем Правительства и он готовил Его себе в преемники, с последующим возглавлением Страны, да и Соборность Сталиным практически была восстановлена, ведь Советы разных уровней – это и был тот самый глас Народа.
Сталин чуть не дожил до полного восстановления Самодержавной Православной Соборной Руси, но успел заложить фундамент, на котором Российская Империя скоро восстановится.
В 1991 г., потомки и родственники троцкистов снова погрузили Россию в период хаоса и дестабилизации, какого Русь не видала за много тысячелетий, но потомки Сталина в пух и прах разнесут все их старания, после чего на много тысячелетий вперёд на Планете наступит Мир.
Сергей Желенков
Комментариев нет
Слишком много информации. И все про евреев…Относится ли все это к царю?
Ничего удивительного в том, что в окружении Николая 2 было много евреев, нет. Ведь настоящая фамилия Романовых — Гольдштейн-Готторпские. Они — родственники британских евреев Виндзоров. Жена Николая Александра — внучка королевы Виктории. Так что царская семья пострадала от своих соплеменников. В сказку о превращении Царевича Алексея в министра Косыгина не верю. Это что-то запредельное.