Приемная дочь легендарного разведчика Лидия Боярская, урожденная Лебедева, рассказывает о приемном отце.
Начало в № 2 Продолжение.
– Вы знали, чем занимался отец?
– Понимала, где он работает, но без подробностей. Знаю его ближайших товарищей. Самый лучший друг – дядя Рудольф Абель. Еще Женя Андреев с женой Ниной. Но он в войну как сгинул. Куда-то его послали и исчез. Был еще такой Кирилл Хенкин, с дядей Вилли они познакомились, как мне кажется, не во время войны, а еще до нее. Их семья долгое время жила во Франции, потому Кирилл отлично знал французский. Тоже непростая история. Отец Хенкина был актером, а дядя – Виктор Хенкин народным артистом, веселил правительство на всех государственных праздниках.
Мать Кирилла – Елизавета Алексеевна – из дворянского рода. Помогала французскому подполью. Приехала в Москву и их семья получила квартиру в правительственной высотке на Котельнической набережной. В войну Кирилл учился у дяди Вилли на радиста или нечто в таком роде. Но не получилось. Мы тогда все оказались в эвакуации, и подробности как-то затерялись. Кирилл устроился работать переводчиком французского на иновещании. Жена его, помню, пробивная такая женщина, очень советскую власть не любила. Они уехали в Мюнхен на постоянное место жительства, и Хенкин трудился на радио «Свобода».
– Он в Мюнхене написал книгу про Вильяма Генриховича Фишера – «Охотник вверх ногами». Я от нее не в восторге. Автор уверял, будто еще до отъезда Вилли признавался ему, что «едет проверять Орлова». Того самого, сбежавшего от Сталина резидента, который, по мнению некоторых, никого не выдал, а по утверждению других все-таки выдал. К чему было Фишеру его проверять, подставляясь ради этого арестом? И хотя Орлов своего старого радиста американцам не выдал, отношусь к нему да и к Хенкину без всякой симпатии. А вот Эвелина Вильямовна, несмотря на хенкинскую книгу, относилась к Кириллу с пиететом.
– Эвелине он откуда-то из Германии до последних лет названивал. Сестра умерла, а он звонил, не знал, что она уже ушла. В 2008-м скончался и Хенкин. Но были люди, которые остались, с которыми семья и дядя Вилли дружили годами. До войны и после оставался Вилли Мартенс-младший, взрослые его звали «Маленький».
– Это сын того самого австрийца, который и наладил в ЧК производство всяческих документов. По ним выезжали разведчики-нелегалы. Лидия Борисовна, давайте к знакомым полковника Фишера вернемся еще разок попозднее, а сейчас о войне: как ее пережили?
– В эвакуацию, в 1941-м в Куйбышев мы всей семьей поехали в вагонах-теплушках. Но любимого пса тоже прихватили. Приехали, и дядя Вилли исчез по своим обычным делам, кажется, готовил радистов. Устраивались мы без него. Потом, по-моему, был в партизанском отряде. Мама Эля попала в Куйбышеве в театр оперетты, она ведь хорошая арфистка, окончила консерваторию. А мы с Эвелиной и бабушкой остались в городке Серноводске. Жили в каких-то домах типа общежития. Мне было 17 и с учебой как-то после переезда из Москвы не складывалось. До школы ли, когда вокруг громыхает? Зато я была деятельной, энергичной. Иногда поручали мне достать грузовик, что-то перевезти. И доставала – не знаю почему, но люди мне всегда шли навстречу, помогали. И были мы все такие патриоты-комсомольцы. Я пошла в военкомат и говорю: хочу на фронт добровольцем. Не взяли: мне только 17. Сказали, что учитывая желание, пришлют мне повестку через год. В марте у меня день рождения, и я моментально в военкомат: все, мне 18 уже исполнилось. И 30 мая призвали. Бабушка плакать. Мама Эля тоже: как ты могла так сделать, ничего никому не сказала, папа расстроится. Он и правда огорчился. А меня привезли в Новороссийск. Полгода училась и окончила на отлично радиошколу в Кутаиси и меня прикрепили к командному флагманскому пункту Черноморского флота. И дальше так и пошло, куда флагман – туда и я. Прослужила до конца войны.
– И в каком звании?
– В звании? Краснофлотца. И тут – когда еще служила – собеседование с людьми из СМЕРШа. В конце войны, чуть не в День Победы приехал молодой офицер-смершевец: отбирали они работников для Москвы, тех, у кого было где в столице жить, потому что приказ – никакой жилплощади не выдавать, и так не хватало. Преимущество – москвичам, и мы, несколько человек отобранных, согласились. Повезли нас в Москву. Потом полгода учебы и восемь лет работы в органах. Уволилась в звании лейтенанта.
– А почему уволились?
– Потому что у меня муж тоже работал в КГБ. Занимал значительный пост. И когда в 1953 или 1954-м вышло указание, что нельзя мужу и жене работать в органах, то решила: уходить мне. Я устроюсь, а муж, кроме этой работы, ничего не умеет. Пошла после стольких лет в армии и в органах на гражданку. Пристроили в военную Академию химзащиты, где я долго была заместителем начальника отдела кадров.
– Лидия Борисовна, на этой фотографии у вас весь китель в орденах – медалях. Это за КГБ или за войну?
– Только за войну. И ордена, и медали, а за КГБ ничего не давали.
– А как отнесся дядя Вилли к тому, что кто-то из семьи пошел по его стопам?
– Он был всегда против. Однажды и у Эвелины была такая возможность во время его отпуска в 1955-м. И дядя Вилли сказал: одного человека на семейство хватит. Да и Эвелина не проходила по здоровью. Она закончила в 1952-м Московский государственный педагогический институт иностранных языков и устроилась переводчицей английского в журнал «Новое время». Со мной другой случай. Я домой им написала письмо из армии, что скоро буду в Москве, преподнесу один сюрприз. И вся семья подумала, что я жду ребенка. Приехала небеременная, и дядя Вилли сразу: что происходит? Я ему: буду работать в органах, уже учусь. Ничего он мне не сказал, хотя воспринято это было без энтузиазма.
– С Вильямом Генриховичем наверняка можно было и посоветоваться насчет своей работы.
– Я как-то стеснялась. Однажды он спросил меня: «Лид, кем ты у нас?». А я засмущалась: «Дядя Вилли, даже вам не скажу, подписку давала». Вот дурочка. Так и не сказала. А он засмеялся.
– Вы знали, что он скоро уедет на долгие годы?
– Говорили глухо-глухо: отец готовится к отъезду… И мне все было понятно. Не догадывалась, что в США, но понимала – едет в длительную командировку.
– Перед отъездом в Америку собирали семью, как-то прощались?
– Уезжал тихо, без всяких прощаний, потому что не надо было этого делать.
– Письма из Штатов приходили?
– Он писал на маму Элю очень коротко, и нам приносили, передавали. А мама ему – тоже так же. Однажды и я приписала. Не знаю уж, разрешалось это или нет.
– Вы догадывались, что он нелегал?
– Конечно. Из Америки он один раз, я вам говорила, приезжал в отпуск. Нам привез подарки – Эвуне и мне одинаковые.
– И что за подарки?
– Часы ручные и по отрезу панбархата, тонкий такой. А часы у меня до сих пор. Затем дядя Вилли исчез. Начались какие-то домыслы, пошли разговоры, будто его посадили. Мама Эля говорила: «Смотрят косо, словно он предал Родину». Знаете, очень трудно, когда на тебя вот так смотрят. Но потом все это переросло в сочувствие: люди слушали радио «Свобода», появились какие-то статьи в чужих газетах об аресте.
Продолжение следует…
Как вы думаете, где сделано это фото? Похоже на Китай, где служил радистом настоящий Рудольф Иванович Абель, – он стоит, облокотившись на поручни моста. А кто сидит рядом? Человек, очень похожий на его друга Вильяма Генриховича Фишера. Крайняя слева – жена настоящего Абеля – Ася. На корточках – их общий друг Вилли Мартенс – большой спец по изготовлению документов. Неужели Вилли Фишер не расставался со своим верным другом Рудольфом и в Китае? Пока – загадка.
(Расшифровка фотографии публикуется впервые. – Прим. ред.)
Николай ДОЛГОПОЛОВ
